Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции

В какой-то степени «воля к власти» Ницше, «либидо» Фрейда и «жизненный порыв» (elan vital) Бергсона являлись различными проявлениями одной и той же идеи о том, что богатое и многогранное развитие индивида, не постижимое позитивистскими методами анализа, тоже играет важную роль в общественном и политическом прогрессе. Именно эти «новые» теории сознания оказали колоссальное влияние на российских мыслителей, пытавшихся переосмыслить позитивистские постулаты в контексте наступившего Серебряного века и создать современные теории либерализма.

2.2. Эпистемологии либеральной свободы в Серебряном веке

2.2.1. Серебряный век русской культуры

Неоидеалистический либерализм получил распространение в России в 1890-х и 1900-х годах. Это был период расцвета литературы, философии, психологии и политики, российского искусства, время перемен в культурной и духовной жизни российского общества, которые во многом повторяли то, что происходило в целом на Западе, – отрицание радикального позитивизма и уход от объективистского восприятия личности[145]. В эти годы культурная и интеллектуальная жизнь в российских городах била ключом: выходили многочисленные журналы, организовывались выставки, ставились спектакли, проводились литературные и философские вечера. Если говорить в целом, Серебряный век был эпохой, когда самыми разными способами были подвергнуты сомнению редукционистские утверждения позитивистов, материалистов и рационалистов о том, что человеческое сознание сводится к чувственному опыту и что методами точных наук можно разрешить социальные проблемы. Защищая так называемую революцию духа, ведущие мыслители того времени говорили о «новом типе человека – духовном, эстетическом, чувственном и любящем (прямой противоположности рациональной, расчетливой и экономичной личности), а также о новом типе общества, в основе которого лежит соборность – коллективное тело, чьи элементы сохраняют свою индивидуальность» [Rosenthal, Bohachevsky-Chomiak 1982: I][146]. Воплощением всех этих идей стала провозглашенная писателем Д. С. Мережковским (1865–1941) концепция «нового религиозного сознания»; его единомышленники, среди которых были А. Белый (1880–1934), А. А. Блок (1880–1921) и В. И. Иванов (1866–1949), развили и переосмыслили это учение миллионом различных способов.

Укоренившееся в эту динамичную и турбулентную эпоху представление о том, что человеческая жизнь непознаваема, находится за пределами нашего опыта, имело важные последствия для становления российского неоидеалистического либерализма. Описывая это время, Г. В. Флоровский заметил: «В те годы многим вдруг открывается, что человек есть существо метафизическое» [Флоровский 1983: 452]. Многих философов размышления об экзистенциальном статусе человеческой жизни привели к религии и попыткам совместить метафизику и социальную философию с христианским мировоззрением[147]. Отчасти это было связано с тем фактом, что важнейшими центрами российской философской мысли были четыре духовные академии (санкт-петербургская, московская, киевская и казанская). М. Раев утверждал, что именно в этом была «причина тесной связи между русской философией и религиозной мыслью XX века на онтологическом уровне» [Raeff 1990; Poole 1996а: 164].

Говоря о российской культуре конца XIX века, необходимо отметить, что важнейшую роль в низвержении старых догм и поиске новых ценностей сыграло ницшеанство[148]. Российским интеллектуалам пришлась по душе основательность, с которой Ницше подходил к вопросам религии, особенно в том, что касалось утраты веры, и они видели в нем потенциального союзника по борьбе, способного открыть людям ту духовную нищету, к которой привели материализм и дарвинизм. Ссылаясь на Ницше, русские религиозные мыслители и неоидеалисты, такие как С. Л. Франк, Н. А. Бердяев и другие, утверждали, что необходимым условием всеобщего культурного возрождения и возвращения к вере является моральное освобождение, основанное на свободе воли[149]. Ницшеанская идея о высвобождении природных инстинктов и саморазвитии, когда человек является творцом собственных нравственных ценностей, представляла собой более привлекательную альтернативу кантианской концепции долга. Российская интеллектуальная элита в какой-то степени ассоциировала себя с «новой аристократией» и «сверхлюдьми» (Ubermenschen) Ницше, видя своей миссией создание новых ценностей и новой культуры.