Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции

Хотя неоидеалисты постулировали существование того, что Е. Н. Трубецкой называл «той горней сферой должного, тем царством целей, которое, возвышаясь над человеком, дает направление его сознанию и деятельности», все они ставили во главу угла заботу о благополучии эмпирической личности, и в этом смысле их следует считать приверженцами либерализма (курсив – автора цитаты) [Трубецкой 1902а: 63]. Булгаков в статье для сборника «Проблемы идеализма» писал, что задача нравственной жизни состоит в том, чтобы «наполнить пустую форму абсолютного долженствования конкретным относительным содержанием» [Булгаков 1902: 39]. В частности, некоторые российские неоидеалисты связывали максимально полное развитие личности с защитой гражданских и политических прав в обществе с либеральным общественным строем.

В ряде случаев такой вывод делался непосредственно из кантовских слов об абсолютной ценности человеческого существования и их убежденности в том, что нравственная жизнь должна быть одновременно свободной и неприкосновенной. Как писал Котляревский, «свобода и равенство… неотделимы от понятия человеческой личности, духовное самосохранение которой требует возможности выражать мысли и чувства, входить в общение с другими людьми» [Котляревский 1906: 365]. Похожие мысли выражал и Струве: «Все, что делает невозможным свободу моего действования, посягает и на всякое нравственное решение, содержанием которого является это действование» [Струве 1901: 504–505]. В некоторых текстах российских неоидеалистов прямо сказано, что для развития личности, духовности и культуры необходимо гарантированное законом невмешательство власти в жизнь граждан, поэтому эти мыслители выступали за создание конституционального государства[161]. Как емко резюмировал Франк, «свобода совести и мысли, свобода устного и печатного слова, свобода идейного и практического общения в собраниях и союзах суть неотъемлемые права личности, вытекающие из основного ее права на самоопределение и свободное развитие» [Франк 1905: 22]. В той или иной степени неоидеалисты придерживались мнения, что ограничение власти государства, гарантирующее внутреннюю духовную свободу личности, является важным шагом на пути развития либерализма в Европе и Америке [Котляревский 1907: 80-101][162].

Если концепцию негативной свободы российские неоидеалисты поддерживали, опираясь научение об абсолютной ценности человеческого существования, позитивная свобода, важность которой они тоже признавали, связывалась ими с соловьевской теорией личности и его идеей о защите личного достоинства всех граждан благодаря конкретным мерам, призванным решить их материальные и экономические проблемы[163]. Некоторые неоидеалисты развили учение Соловьева о позитивной свободе, заявив о возможном претворении в жизнь законодательным путем таких эмпирических христианских принципов, как свобода, смирение и любовь. Согласно этой теории, религиозное сознание позволяет людям ощутить их внутреннее равенство друг с другом и благодаря этому использовать свою свободу во имя общего блага; осознание этой связи должно освободить людей от формализма кантовского учения о справедливости [Котляревский 1915: 397][164]. По словам Ф. Нэтеркотт, «неоидеалисты воспринимали личность как связующее звено между законом и высшей нравственной справедливостью, в основе которой лежат благотворительность, сочувствие, любовь и прощение» [Nethercott 2010: 262]. Некоторые из них, в частности Кистяковский и Струве, писали о сближении социализма и либерализма на основе общих ценностей[165].

Уникальность теорий личности и свободы, созданных российскими неоидеалистами, в том, что, как правило, они считали высвобождение личности и раскрытие потенциала индивида не столько актами человеческой воли, сколько Божьей благодатью. В таком понимании свобода была не только одним из проявлений прогресса, но и онтологическим феноменом, органически связанным с процветанием российского народа и государства[166]. Многие неоидеалисты считали развитие личности «нравственной задачей» и утверждали, что участие в политическом движении в поддержку реформ «не будет мотивироваться классовым эгоистическим интересом, а явится религиозной обязанностью, абсолютным приказом нравственного закона, велением Бога» [Булгаков 1902: 46]. Такие идеологические предпосылки привели к тому, что эти мыслители в той или иной степени поддерживали идею как позитивной, так и негативной свободы. В следующих главах будет показано, как попытки реализовать эти идеи на практике привели к расколу между либералами неоидеалистического толка.