Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции

Хотя политические убеждения либеральных позитивистов были самыми разными, оптимистический взгляд на историческое развитие и убежденность в том, что между социальными, экономическими и политическими реформами есть глубинная внутренняя связь, вставали стеной между ними и либералами-неоидеалистами. Так, Милюков, для того чтобы воплотить в жизнь свое видение свободы, был готов заключать союзы с политическими группами, придерживавшимися диаметрально противоположных взглядов в сравнении с кадетами. Апеллируя к недавней истории Западной Европы, он утверждал, что подстрекательская риторика революционных партий после введения всеобщего избирательного права неизбежно смягчится и что широкая кампания борьбы за гражданские права, во главе которой будут стоять либералы и социалисты, приведет к установлению либеральной демократии и построению более справедливого общества [Милюков 1903а: 321–323; Milyoukov 1905:248–249]. «Русский либерализм и русский социализм, – писал он, – не исключают друг друга» [Milyoukov 1905: 340][176]. Подробнее о Милюкове и его меняющемся отношении к революционным партиям после 1905 года будет рассказано в следующей главе, однако важно отметить, что цели и задачи, сформулированные им для своей партии, рождались из его убежденности в неизбежности исторического прогресса и возможности социальных перемен путем политических реформ.

Хотя не все позитивисты отрицали существование идеалов и их участие в человеческой деятельности или спорили с тем, что у индивидов есть своя роль в историческом процессе, ключевым фактором, ставящим под сомнение их принадлежность к либеральной традиции, является возможная несовместимость между детерминистским подходом к истории и интересами обычных людей. Поскольку позитивисты утверждали, что требования прогресса оправдывают ограничение индивидуальной свободы, и склонялись к телеологическому взгляду на историю как на движение в сторону совершенного общественного устройства, их включение в либеральную традицию, как она понимается в данном исследовании, представляется проблематичным. Так, славянофил Н. М. Соколов осуждал «деспотический» характер философии Милюкова [Соколов 1904][177], а В. А. Маклаков (1869–1957), один из главных деятелей кадетской партии, дистанцировавшийся от политики ее лидеров, в эмиграции обвинял Милюкова в том, что он, опираясь на позитивистские принципы, оправдал принятие политических решений, приведших к Первой русской революции. О споре между Маклаковым и Милюковым, а также об идеологических установках и о конкретных поступках последнего более подробно будет рассказано в следующих главах, где будут показаны как приверженность Милюкова к эмпирическому методу, так и его убежденность в существовании законов истории, что ставит под сомнение его статус либерала.

Говоря о разнице между тем, как позитивисты и неоидеалисты трактовали концепцию свободы, нельзя при этом ни закрывать глаза на многочисленные глубокие разногласия внутри обоих этих течений, ни отрицать существование некоей общей идеологической базы, сделавшей возможным сотрудничество между ними. Как будет показано в третьей главе, позитивисты и неоидеалисты работали рука об руку, стремясь повысить политическую сознательность тех либерально настроенных членов российского общества, которые еще не определились со своими политическими взглядами, и многие из них вступили в партию кадетов. В 1904 году Бердяев говорил об этом возможном сотрудничестве следующими словами:

Мы никогда не пытались посягать на возвышенные добродетели позитивистов – мы только указывали на их философскую слабость, упрощенность и примитивность их мировоззрения, противоречия между их идеалистическими настроениями и теориями. <…> Практика позитивистов бесконечно выше их теории, и мы хотели бы, чтобы их теория сделалась достойной их практики, чтобы великой борьбе за освобождение соответствовала философия свободы [Бердяев 19046: 684, 722].

В более широком смысле идеализм и позитивизм были обобщающими понятиями, объединявшими самые различные философские и политические течения. В бурные революционные годы начала XX века перед российскими мыслителями встал вопрос о том, как в кратчайшее время перевести свои либеральные теории на язык практики. Хотя в ходе этого процесса еще сильнее обнажились существовавшие между ними философские и идеологические разногласия, в результате российские политические деятели смогли необычайно глубоко (как в теории, так и на практике) проникнуть в суть проблем либерализма.