Liberte (СИ)

- Нам везёт. Сразу двинем на Ходак.

- С чего ты так решил?

- Их сажают отдельно. Чтобы они не помешали нашей выгрузке. Значит нас загрузят и выгрузят из "морозильника" первыми. А они полетят дальше.

- Куда?

- После Ходака? - Джордж на мгновение задумался и замолчал. - На Илдакер, пожалуй, а больше там таких везти и некуда.

- А кто они такие?

- Обычные уголовники. Пираты, убийцы, грабители, ворьё и прочая шушера.

Вскоре мимо нас провели и моего знакомца, показывавшего мне на плацу упражнения для разминки рук. Промокший он трясся от холода и по всему было видно, как он устал и измотан. Он вовсе не был похож на вора и уж тем более на пирата. Впрочем, откуда мне знать, будто я разбираюсь в этом вопросе! Всё моё знание жизненных реалий находится на уровне тупого обывателя, самонадеянно полагающего что он обо всём прекрасно осведомлён и блаженно пребывающего в полной уверенности что окружающий его мир прост и понятен. Говоря иными словами я не знаю ровным счётом ничего и не могу быть уверен абсолютно ни в чём. Подобно слепцу, досконально изучившему свою маленькую комнатку и прекрасно освоившемуся внутри её ограниченных пределов, я внезапно оказался выпихнутым вне её стен, в неизвестное доселе мне пространство, имея в качестве отправного ориентира лишь пославший меня в свободное плавание увесистый пинок под зад.

По мере погрузки второй партии пассажиров, прежде серое и аморфное скопище заключённых принялось дробиться, распадаясь на отдельных персонажей. Обезличенные фигуры обретали свои индивидуальные черты, обозначались незаметные до сей поры различия. В людской массе, представлявшей ранее единую монолитную группу, состоящую целиком и полностью из лиц, исторгнутых нормальным обществом, парий и отверженных поправших установленные законы, вышагнувших за пределы дозволенных рамок, происходило деление на хищников и жертв. Не успели ещё конвойные задраить за собою люк, ведущий в наш отсек, как народ внутри уже начал перешёптываться, делая первые осторожные попытки общения, сбиваться в стайки и самоутверждаться, делая это как всегда за счёт других самым примитивным из всех доступных способов, унижая и подавляя более слабых телом и духом.

Усаженный прямо напротив Джорджа мужчина с неприятным дёрганым лицом мазнул глазами сначала по мне, затем по Джорджу, презрительно ощерился вызывающе скривив толстые губы, но так ничего и не сказав в наш адрес поворочал по сторонам глазами и неожиданно громко особенно после продолжительной тишины прогнусавил:

- Пухлый, ну ты где? Я с тобою ещё не закончил!

Невдалеке кто-то одобряюще заржал, сосед с левой стороны от меня заискивающе захихикал.

- Пухлый, ау! Где ты, мой сладкий? Отзовись! - всё гнусил дёрганый, кривляясь и растягивая слова. Он явно рисовался, привлекая к себе общее внимание.

- А вона ты где! Пухлый, ты чего припух? - и он загоготал, радуясь собственной шутке необыкновенно удачной по его мнению.

Я проследил за направлением его взгляда и стало ясно кто является объектом его издёвок. Мой недавний знакомец. Он сидел отрешённо, глядя перед собой, стараясь абстрагироваться от происходящего вокруг, но это получалось у него плохо и как он не пытался контролировать свои эмоции, на его лице без труда читалось обречённое выражение. Мне стало стыдно и больно за него. Не знаю почему. Может из-за того, что своим видом он чем-то напомнил мне собственное чувство безысходности и неспособности что-либо изменить. Может из-за того, что он был первой живой душой, принявшей во мне пусть невольное и слабое, но деятельное участие.

Постепенно закипая от нарастающей во мне злобы, я вонзился взглядом в гнусавого:

- Рот закрыл! - мой собственный голос прозвучал отчётливо и жёстко, но на моего противника это не произвело никакого впечатления.

- Чего ты сказал, мальчик? Повтори, а то я не расслышал?! - он явно глумился надо мной, играя на публику. Множество любопытных лиц обратилось в нашу сторону с интересом ожидая дальнейшего развития событий.

- Заткни свой рот! - повторил я, осознавая в какое невыигрышное положение поставил себя затеяв эту ссору, но отступать было уже поздно, да и сдаваться я был не намерен.

- Ты кому это сказал, пёс? Да я тебя... - начал было истерично и на показ накручивать себя гугнявый, но тут же прервал свою так толком и не начавшуюся тираду заверещав от боли в коленной чашечке.