Liberte (СИ)

То, что мы находили исполняемую Малькольмом сценку забавной думаю достаточно ярко отражало на тот момент наше не вполне нормальное и уравновешенное психическое состояние. Впрочем, думаю, вполне естественное в сложившихся вокруг нас обстоятельствах.

Откликнувшись на издаваемые нами взрывы хохота в дверном проёме появился Джордж и принялся недоумевающе с укоризной поглядывать на нас, тщетно пытаясь понять причину нашего бурного и беспричинного с его точки зрения веселья. Завидев его Малькольм широко распахнул навстречу к нему руки призывая в свои объятья.

- Голубка моя, - обратился он к Джорджу, неимоверно оскаливая при этом свою рожу и топорща остатки губ, - позволь мне на прощание поцеловать тебя.

Живость с которой отпрянул от него Джордж исторгла из нас новый безудержный приступ истерического смеха.

- Дорогая! - закричал ему вслед Малькольм, - Куда же ты? Всего один последний прощальный поцелуй!

Но опрометью рванувший от него Джордж практически тут же скрылся из виду и Малькольму не оставалось ничего другого кроме как кричать ему вслед в опустевший проход, заставляя нас сгибаясь в животах хохотать до колик:

- Умоляю, милая! Заклинаю тебя позаботься о наших крошках. Постой любимая куда же ты. Неужто ты не узнаёшь меня ведь это я всё тот же твой Майки. Вернись, любовь моя!

По инерции я ещё лыбился, но в душе мне было совсем не смешно. Кажется, разыгранная перед нами Малькольмом сценка была некоей сатирической проекцией постигший его в реальности жизненной трагедии, горькие воспоминания о которой всё ещё неизбывно терзают ему душу. Трагедии, которую Малькольм успешно до сего времени скрывал за нарочитой грубостью и бравадой. Мы же поневоле стали свидетелями его внутренних переживаний и его слабости. Резко смолкнувший поблизости от меня Ральф пришёл видимо к тому же выводу что и я. Прежде бурное веселье и гомон сменились гробовым молчанием. Малькольм завис у выхода из командного пункта спиной к нам. Чувствуя настоятельную необходимость сказать ему что-нибудь ободряющее, я произнёс:

- Не стоит Малькольм. Время лечит.

Не оборачиваясь к нам, он произнёс:

- И в итоге дарует самое лучшее из своих лекарств - смерть. Ты чертовски прав, приятель! Особенно теперь, когда мы так близки к принятию этого чудодейственного (всесильного) эликсира.

Сказав это, он обернулся, и я готов поклясться, что разглядел непривычный доселе блеск в его глазах. Лучше бы я промолчал.

***

Напрасные призывы к сдаче и бесплодные попытки наладить с нами двустороннюю связь предпринимались ровно одни сутки. Не знаю, как в других местах, но из нашего квадрата отклика федералы не получили. Так и не дождавшись никакой ответной реакции противник перешёл к штурму наших позиций. По всему было видно, что теперь за нас решили взяться всерьёз.

Вначале осторожно как бы ощупывая лежащее перед ними неизведанное и полное опасностей пространство тральщики выпустили разведывательные беспилотные летательные аппараты. Отключив автоматическое управление оборонным комплексом, Ральф, ничего не предпринимая, замер безучастно наблюдая, как стремительно разлетаются дроны, как вслед за ними вглубь охраняемой нашим объектом зоны неспешно малым ходом продвигается тральщик, изредка отстреливающий обнаруженные дронами ловушки и выжигающий одиночные мины. Только интуитивное осознание того, что Ральф не впал в кататонический ступор и его мнимое оцепенение никак не связано с испытываемым всеми нами ощущением неумолимо надвигающейся катастрофы удержало меня от необдуманных резких слов в его адрес о которых мне впоследствии пришлось бы горько сожалеть. Как ни странно, но на объекте Сигма-8 также, как и мы попавшем под удар тоже не предпринималось никаких ответных действий. Длилось бездействие Ральфа достаточно долго и окончилось неожиданным образом для всех нас. Выйдя на общий для объектов нашего квадрата канал связи Ральф отдал распоряжение:

- Переключаю всё управление на себя. Объект Сигма-8 подготовиться к эвакуации. Звеньям объектов Сигма-2 и Сигма-4 полная боеготовность. До особого распоряжения всем объектам сохранять режим радиомолчания.