Либерти смотрела на Вальмора и с трудом сдерживалась, чтобы не заговорить — бедный, добрый и простодушный Вальмор, он винит себя в том, что она такая, какая есть, если бы он знал всю правду, которую она скрывала годами, ведь ложь — такое сильно искушение. Что никогда она не была хорошей девочкой, что детство её прошло в Эонфлаксе среди воров, убийц и проституток, что она уже родилась с болезненной склонностью ко всему о чем приличные люди стараются даже не думать, что ради своих близких она убьет тысячи людей без малейшего сожаления и раскаяния, и что она никогда не была как все и скорее всего уже не будет. Но Вальмор этого никогда не узнает, пусть он сейчас пострадает немного, а потом простит её, как все святые родители, которые любят своих чад, даже если они оказываются порождением зла и разбивают им сердца. Такова жизнь, в каком бы мире вы не находились.
9
— Эль, а если бы я не спасла тебе жизнь, то как бы ты ко мне относился? — спросила Либерти у Эля, когда они по заданию Лилию пололи грядку с морковью.
— В каком смысле?
— Ну, помнишь я тебе сказала, что мой отец виноват в смерти твоей мамы.
— Я расспросил отца, пока ты болела — Натаниэль на минутку остановился — дело даже ни в том, что ты меня спасла, я всё решил для себя еще до этого инцидента — дети никогда не несут ответственности за грехи своих родителей. И если уж мой отец смог принять тебя, то разве я имею право осуждать и ненавидеть тебя за то, в чем ты не виновата, ведь тебя тогда еще даже в проекте не было. Так что когда мы вернемся домой, то ты станешь моей законной сестрой.
— Не обижайся, Эль, но я действительно передумала, просто во время болезни я видела маму, я думаю это знак, что я должна наконец найти своих настоящих родителей.
При этих словах Натаниэль почему-то занервничал и принялся наряду с сорняками выдергивать из земли и морковь.
— Ты что делаешь? А ну-ка, Эль, ты явно что-то скрываешь.
— Что за чушь. Я и скрываю, да я самый честнейший человек на свете.
— Знаем какой ты честный, а кто вечно прятал от меня шоколадные конфеты и говорил, что они закончились?
— Да ты их пожираешь без счету, не напасешься.
— Просто в Лейне шоколад трудно достать, вот я и сорвалась.
— Ага, три месяца подряд срывалась, я всё думал, когда тебя наконец стошнит.
— У, конфет пожалел, жадный ты Эль, у тебя, наверное, и снега зимой не выпросишь.
— Я не жадный — оскорбился Эль — я просто ем медленнее, не то что ты, ам — и килограмма как не бывало. И вообще, как у такой славной женщины как Герта мог родиться такой проглот как ты?
— Что ты сказал?
— Ты о чём?
— Не юли, откуда ты знаешь мою маму, а? Отвечай, а не то … короче плохо тебе тогда будет.
— Ой-ой, напугала.
Когда Лилия пришла принимать работу, то два её помошничка вовсю катались по земле, дубася друг друга чем под руку попадется.
— Либерти, Натаниэль, что вы творите?
Драчуны, тяжело дыша, разошлись.
— Что случилось?
— А Эль что-то знает про мою маму и не говорит — Либерти успела пожаловаться первой.
— Я сразу сказала, что скрывать сей факт очень глупо — Лилия естественно взяла сторону Либерти — Либерти, твоя мама нашлась и сейчас они с Клинтвудом в мире твоего отца. И ни сегодня — завтра он уже вернуться.
— Вы обе подтвердите, что проговорился не я — Натаниэль своим выкриком испортил весь момент, и Либерти приступила с расспросами к лилии.
Мама… Мамочка… Мамусек…
Когда-то Либерти так называла Нивею, подобравшую её еще младенцем, но мысли о своей настоящей маме никогда не покидали её, как бы она не старалась от них избавиться. Потом она узнала историю своего рождения, и надежда отыскать маму вспыхнула с новой силой — Либерти хотела знать почему она оставила её в Эонфлаксе, почему не вернулась за ней, почему забыла о дочери на целых 17 лет? Ведь сложись всё иначе, может быть Либерти была бы совсем другой — веселой и жизнерадостной, знать не знавшей что такое боль и страх. Но вместе с обидой и злостью в душе Либерти таилась и печаль — печаль о безвозвратно потерянном времени, когда она так нуждалась в материнской заботе, и которую ей так и не суждено было испытать.
— Волнуешься? — Натаниэль дружески похлопал Либерти по плечу — не стоит, Герта вроде ничего.
— Какая она?
— Сама увидишь, она просила не волновать тебя раньше времени.
— Тоже мне, курица — наседка.
— Она у тебя по крайне мере есть — с нажимом сказал Натаниэль — не руби с плеча, сначала поговорите, а там посмотрим.
Либерти стало стыдно — ведь у Натаниэля мамы не было, а она тут нос воротит, даже еще ни в чем не разобравшись.
Как обычно, то чего сильно ждешь происходит именно в тот момент, когда ты отвлекаешься. Вот и Либерти приготовила к встрече с мамой торжественную речь, отрепетировала все свои движения и даже мимику, а потом выскочила на секунду в сад за яблоками, а когда вернулась, то в кухне уже была её мама, которая разливала чай, остальные же домочадцы словно испарились. Вставать в позу и декламировать свои претензии — прощения было уже как-то глупо, и Либерти застыла на пороге, не зная, что сказать.
— Будешь чаю, дочка? — спросила тут Герта.
— Буду, мне с …