Личные истины

– Вы отрицаете нравственную чистоту людей науки?

– Думаю, «чистота» – не вполне верное слово. Следование общественным условностям и побуждениям собственной миролюбивой натуры, может быть; но, и это главное, из науки как таковой не следует никакая нравственность вообще. Наука не имеет оснований для построения собственной системы ценностей. «Научные ценности» – такой же, в общем-то, миф, как «ценности демократические», или как «ценности мукомолов и пивоваров». Когда увенчанные представители науки говорят о «применении научного подхода к решению общественных задач», трудно понять, что же они имеют в виду. «Научный подход», в его чистом и незамутненном виде, означает собирание и упорядочение фактов, и ничего более. Единственное, что может сказать наука о делах общества: «дайте умирающему умереть; дайте сильному забрать еще больше силы; не препятствуйте естественным стремлениям». Вот и вся ее нравственная мудрость.

***

«Верую не тому, что писано уставом или полууставом, а тому, в чем удостоверился силою ума моего», так или почти так говорил «русский протестант» Мефодий Червев в одном рассказе Лескова. Но, как мы теперь знаем, на пути «удостоверения силою своего ума» возможны не меньшие заблуждения, чем на пути доверия к писаным истинам. Да и опыт исторического протестантства показал, что «силою ума» оно пришло от веры к самому обыкновенному неверию, что и неудивительно, т. к. ум есть в первую очередь способность сомнений, и, стало быть, с верой имеет мало общего. Кто следует своему уму, приучается верить только самому себе, а поскольку этот источник веры еще менее незыблем и более призрачен, чем все иные, то рано или поздно и он отбрасывается, оставляя человека наедине с соображениями пользы или вреда, словом, «здравого смысла», но уж никак не веры. Если справедливо правило, что никакое, самое многолюдное собрание не достойно веры в силу одного только своего многолюдства, то ничуть не более достоин веры уединившийся ум. Описанная Лесковым уединенная личность и горда, и внушительна, но это – только первая ступень, первый шаг ее пути. Разум вообще величествен только тогда, когда он вдохновляется истинами, полученными на внеразумных путях. Лесков не продолжил свой рассказ, а следовало бы: показать, как одинокая, всё испытующая личность подвергает проверке последовательно Бога, веру и свою собственную душу, и все эти основания найдя сомнительными, основывается заново на гордости и силе. Современник Ницше, Лесков не угадал в нем следующего лица своего «духовного христиа́нина», с новым символом веры: «Как я могу смириться с существованием Бога, если этот Бог – не я?» Думаю, читатель не станет отрицать, что Ницше, как и современные нам проповедники демонизма (гордости и мощи), выросли на почве «христианства в пределах разума», т. е. гордого доверия к своему уму.

***