Личный враг Бога

Пауки гибли десятками, но все ползли живой мохнатой лавиной, громоздясь на уже погибших сородичей, образуя из своих тел баррикады, и непонятно было, где в этой шевелящейся массе живые, а где мертвые, и Глеб колотил потухшей массивной корягой по ужасному живому ковру, бил не целясь, в панике, целиком отдавшись атавистическому страху. «Сублимация! Сублимация!», – метался ритм в голове. И Глеб поднимал и опускал свою дубину, разбрызгивая мутную жидкость, разметывая части мохнатых тел. Бил, потеряв представление о времени, слыша только стук крови в висках. Бил, когда Уот уже опустил копье, когда живых пауков больше не осталось. Бил, неистовыми ударами перемалывая свой страх и отвращение…

– …Все! Они уползли! Все!… —внезапно донеслось до него, и, остановившись, он стал растерянно озираться.

Костер почти погас, но уже начинало светать. В сером утреннем свете Глеб увидел сотни мохнатых шаров, размозженных и раздавленных, лопнувших и истекающих густой белесой жидкостью. Некоторые пауки еще шевелили перебитыми лапами и пытались уползти прочь от наступающего рассвета, забраться наверх, в коконы на кронах деревьев. Глеб посмотрел на свои руки и его стошнило. Он почувствовал головокружение, ноги его подкосились. Уот опустился на землю рядом с товарищем.

– Какая мерзость, – невыразительно сказал гоблин. – Зачем вы их создали?

И Глеб захохотал. Он смеялся долго, хлопая рукой по бедру и задирая голову к розовеющему небу, а гоблин, недоумевая, смотрел на него и ждал, пока пройдет этот странный приступ.

Внезапно они поняли, что находятся здесь не одни. Уот вскочил на ноги, выставив перед собой копье, а Глеб перестал смеяться и потянулся к обугленной дубине.

Из полосы холодного утреннего тумана к ним шагнула тень.

Гоблин опустил копье и улыбнулся. У Глеба отвисла челюсть. Навстречу им вышла обнаженная девушка. Она шла, протянув к ним руки, и, казалось, даже не подозревала о собственной чарующей наготе.

– Дриада, – прошептал гоблин, и только после его слов Глеб заметил, что густые волосы девушки цветом походят на раннюю весеннюю траву.

– Здравствуй, молодой друг, – обратилась дриада к гоблину. – Приветствую и тебя, незнакомец. – Голос ее был мягким, певучим, и Глебу захотелось закрыть глаза, чтобы ничто не мешало вслушиваться в эти ласковые интонации и наслаждаться бархатистым тембром. – Что привело вас в мертвый лес?

– Добра и тебе, дочь леса, – напевно сказал гоблин, и Глеб удивленно покосился на своего товарища. Он и не подозревал, что Уот может так говорить. – Дорога привела нас, не спрашивая наших желаний.

– Вы идете на голые земли, туда, где гуляют ветры и раздетую землю сушит солнце?

– Да, дочь леса. Я должен вывести этого человека из тени деревьев.

– Это недалеко. Идите туда, – показала рукой дриада, – и когда следы света станут короткими, вы выйдете на голые земли.

– Спасибо, дочь леса, – поблагодарил Уот.

– Прощайте, – сказала дриада, склонив голову, и пошла прямо по черным скрюченным телам пауков, грациозно покачивая обнаженными бедрами и ласково касаясь руками черных уродливых стволов. Там, где ее нога ступала на землю, появлялись широкие листья подорожника, а стволы, которые она тронула, мгновенно выпускали новые зеленые побеги и сбрасывали куски омертвевшей шершавой коры вместе с обрывками мерзкой паутины.

Девушка уходила, и, глядя на нее, Глеб тихо сказал:

– Она как человек.

И Уот так же тихо ответил:

– Да. Только намного лучше.

Человек и гоблин долго смотрели вслед дриаде, до тех пор, пока она не исчезла за темными столбами стволов, оставив на память о себе зеленую живую тропинку на черной мертвой земле.

– Что такое следы света? – спросил Глеб.

– Тень. Она сказала, что к полудню мы выйдем из леса.

Черный лес кончился.

Путники ступали по мягкой зеленой траве, и над их головами шелестели листьями светлые березы.

Когда солнце миновало зенит, они вышли из леса.

Уот остановился и восхищенно протянул:

–О-о!

Передними раскинулся безбрежный зеленый океан разнотравья, волнующийся под порывами теплого ветра. Желтое слепящее пятно солнца, белые валы облаков и прозрачно-голубое небо над невысокими изумрудными холмами дополняли величественную картину равнинных земель, и Глеб, проживший долгие недели под давящим пологом леса, ощутил дикий восторг, опьянение открытым пространством, неуемное желание что-то сотворить.

И он закричал:

– Йо-хо! – и побежал в высокую, до пояса, траву, вращая над головой копье и высоко задирая колени. Гоблин устремился за ним, и, уже вместе дурачась, они повалились на землю и стали шутливо бороться, вдыхая прелый аромат горячего чернозема, зарываясь лицами в прохладу свежей зелени и порами кожи осязая свободу вольного ветра…

– Знаешь, когда я выхожу на равнины, я начинаю жалеть, что мы ушли в лес. – Уот перекатился на спину и стал смотреть на неторопливые трансформации облаков.

Глеб промолчал. Он был занят. Закрыв глаза, он слушал шелест травы, щебетание пичужек, монотонный треск цикад и кузнечиков – объемные, выпуклые звуки бескрайнего живого луга. Гоблина ничуть не смутило молчание собеседника.