Соба принесла дымящийся горшок с похлебкой, недовольно сказала в сторону Глеба:
– Оставили бы уж свою пику, – и стала раскладывать горячее варево по тарелкам. – Стулья сними, – крикнула она мужу, – сейчас твои господа обедать спустятся.
Чтобы сохранить достоинство. Горбун выждал паузу, потом нехотя поднялся и стал с грохотом составлять стулья. Соба пододвинула к Глебу полную тарелку, достала из кармана замызганного фартука грубо-выточенную деревянную ложку, сказала мягко, но вместе с тем властно, словно отдала приказ:
– Ешьте. Сейчас хлеб принесу, – и ушла на кухню.
– Женщина, – завязывая разговор, пробурчал Сир. Он пододвинул стул и сел напротив Глеба. – А вы к нам надолго?
– Не думаю.
– А платить чем собираетесь? – спросил Горбун, но сразу испугался своей бесцеремонности и стал торопливо извиняться: – Вы не подумайте. Если нет, так уж ладно. Немного вы и съели. Хотя время нынче тяжелое, сами вот…
– Я скоро уйду. – Глеб почувствовал неловкость. Он отложил ложку, выпрямился.
– Нет, оставайтесь, если хотите… Мы люди, конечно, небогатые, но нам не жалко…
Вошла Соба с подносом. Положила перед Глебом краюху хлеба и занялась соседним столиком.
– Вы его не слушайте, – сказала она Глебу, недовольно зыркнув на мужа. – Ешьте-ешьте… Мы любому гостю рады. Сейчас тут никто не ходит, на постой не останавливается, живем ровно звери какие. Иной раз и по месяцу никого не бывает. Одно развлечение – с этим ругаться. Оставайтесь.
– Да, конечно. Куда вы сейчас? – поддакнул Горбун.
– До Города далеко? – спросил Глеб.
– Дней пять, не меньше. В лучшем случае, – ответил хозяин. – А вы у постояльцев моих спросите. Они как раз в Город идут, может, и вас с собой возьмут. Вот, кстати, и они. Не знаете, случаем, их?
Заскрипели ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Глеб поднял глаза и увидел тяжелые, окованные металлом ботинки.
– А кто они? – спросил он, но через мгновение надобность в ответе отпала. Спускающийся по лестнице человек показался полностью, и Глеб узнал этот холодный прищур глаз. Он вскочил, перехватив копье. Бешено застучало сердце.
– Тю! – присвистнул Стрелок. – Видно, я промахнулся.
– Что там у тебя? – Показались и остальные, в легких кожаных куртках и при оружии. Они глянули на Глеба, узнали и стали заходить ему за спину, охватывая в кольцо, расшвыривая ногами мешающую мебель. Хозяин с хозяйкой неслышно куда-то исчезли, и в гостиной повисла зловещая тишина.
– Гоблинский дружок, – произнес Медведь.
– От топора бы он не ушел, – хмыкнул Черный. Длиннорукий Клод молча вытащил из-за пояса кинжал и стад быстро перебрасывать его из руки в руку, словно рукоять жег ему ладони,
Глеб слегка согнул ноги. Чуть пригнулся. Повернувшись, пробежался взглядом по кольцу противников, запомнил положение каждого. Отметил, что потолок слишком низкий, да и вообще тесно – копьем надо действовать осторожно…
– Ты кто такой? – спросил Глеба блондин с обнаженным двуручным мечом в руках.
– Эй, Медведь, чего с ним разговаривать? – возмутился Стрелок. – Кончим его сразу.
– Как ни странно, но на этот раз я с тобой согласен, – ухмыльнулся бородач, играющийся топором. Он кивнул на копье руках Глеба, плюнул на пол и сказал: – Оружие труса.
– Оружие гоблинов, сволочь, – прохрипел Глеб, сдерживая ярость.
– Слышали? Он сказал, что гоблины – трусы! – Черный за хохотал, задрав подбородок и опустив широкое лезвие топора.
Глеб увидел, как задергался комок кадыка под бородой, дальше все произошло само собой, неуловимо быстро, рефлеторно, за пределами сознания, так, как учил его когда-то Уот. Как уже было однажды на Большой Охоте, давным-давно.
Копье рванулось вперед, и вместо кадыка в горле Черного возникла дыра – черная дыра, – из которой с хлюпаньем вырвались брызги крови. Глеб шагнул к медленно опускающемуся телу, на возвратном движении ударил тупым концом древка стоящего сзади изуродованного долговязого с кинжалом, развернулся и наконечником прочертил в воздухе дугу. Ярко-красные капли узкой полосой легли на бревенчатую стену гостиной, и Стрелок, выронив арбалет, схватился за шею, и меж его пальцев потекла густая алая жидкость. Продолжая рассекающее движение, копье нарисовало еще один шрам на лице Клода, выбив ему глаз и разве резав хрящ носа. Глеб прокрутил копье над головой и, подавшись всем телом вперед, всадил наконечник в живот обезображенного вора. Откачнувшись назад, словно маятник, он высвободил копье с и труп со страшной рваной раной тяжело упал на пол.
– Черт! – только и смог произнести Медведь, отступая назад и неловко парируя мощный прямой удар в грудь. Столкнувшись заговоренным деревом, меч со звоном лопнул. Глеб ткнул блондина в ногу, пропоров бедро, подсек другую и, когда его противник, теряя равновесие, стал заваливаться вперед, подставил под него копье. С хрустом лопнула грудина, и Медведь повис на древке, наколотый, словно жук на булавку…