Liebe deinen feind (Возлюби врага своего)(СИ)

Одевшись в зимние маскхалаты, мы ползком по берегу Двины доползли до Нижних Секачей. От шестичасового пребывания в глубоком снегу на морозе вся униформа покрылась льдом и затрудняла всякие движения. Но это еще было только начало пути, так как нам было необходимо пройти почти до деревни Болошки и через Красное вернуться с матерым большевистским «языком». Тогда вся правая сторона реки была занята врагом, поэтому приходилось пробираться в тыл к «Иванам», минуя передовые и авангардные сторожевые кордоны. Во время перехода через Двину в районе деревни Нижние Секачи совершенно случайно мы напоролись на русскую разведку, нос к носу столкнувшись с противником посреди реки. Обер-лейтенант Крамер, держа в руке кинжал, прокричал:

— С нами Бог!!! — и увлекая за собой бойцов, он первым бросился на «Иванов».

Я как сейчас помню те остервенелые лица русских, которые скрипя зубами от ярости, молча и в полном меньшинстве, кинулись с нами в драку. По всему было видно, что пять человек ничего не смогут сделать против двадцати и исход рукопашной схватки изначально был предрешен в нашу пользу. Ножами, прикладами карабинов и кулаками мы старались пробить себе дорогу к правому берегу. Русская разведгруппа старалась сдержать наш натиск и тоже бросилась на нас, держа в руках острые ножи.

Схватка была скоротечной и я до сих пор с ужасом вспоминаю, до какой нечеловеческой злобы может война довести людей. Без единого выстрела мы, убивая ножами, бросились друг на друга. Получив прикладом русского автомата по голове, я, теряя сознание, упал лицом в снег. Этот удар, возможно, тогда и спас меня в той схватке. Я не видел всего боя и очнулся лишь тогда, когда обер-лейтенант Крамер привел меня в чувство. Голова ужасно болела и когда я, усевшись на лед, взглянул на место боя, то ужас от увиденного сковал все мои члены.

Среди окровавленного снега и льда в неестественных позах лежали тела восьми убитых человек. По всему было видно, что русские дрались до последнего человека и умирали на этом холодном ледяном поле брани, как настоящие солдаты. Я впервые увидел то, что будет преследовать меня всю жизнь.

Пробитый штыком «Иван» в самый последний момент своей жизни все же успел зубами вцепиться в глотку Мартину. Он, умирая, из последних сил перегрыз её, словно дикий зверь. Все его лицо было в крови. Так и лежали они вдвоем, обнявшись, словно братья. Побратимы этой войны и они уже не были врагами. Лежа на льду Двины, славой и подвигом своим они разделили нелегкую солдатскую судьбу. Был ли тогда Бог в их сердцах, и с какой верой они приняли свою смерть, было нам неизвестно.

Крамер качаясь от усталости, собрал жетоны и личные вещи наших солдат и, присев возле меня, с дрожью в голосе сказал:

— Смотри, малыш, и запомни на всю свою жизнь! Мы никогда не сможем победить тот народ, который, даже умирая, рвет нам глотки! Смотри, Крис, запоминай и расскажи об этом своим детям. Пусть — пусть все знают, как могут умирать русские.

В ту минуту, услышав его слова, я еще ничего не мог сообразить, так как впервые вышел живым из такой передряги. До тошноты болела голова и при виде изобилия крови на льду, я не выдержал, и, став на колени, долго-долго блевал, выворачивая наизнанку свои кишки. Несколько минут меня чистило, как проклятого. Я не мог даже подняться с колен, пока от бессилия снова упал и вновь потерял сознание.

Очнулся я тогда, когда Крамер с оставшимися в живых солдатами прятал под берегом тела наших убитых ребят. Русские, остались лежать на льду, дожидаясь тепла или своей похоронной команды. Мы знали точно из своего опыта, что их никто не будет хоронить и их промерзшие тела утонут во время весеннего паводка, и никто никогда не узнает, где их могила. Придя в себя, я старался восстановить в памяти эту рукопашную схватку, но каждый раз мои воспоминания обрывались, на одном и том же эпизоде.

— Ну как, малыш, ты пришел в себя!? — спросил Крамер, протягивая мне прикуренную сигарету.

Я еле-еле удержал её в руках и, взяв в рот, глубоко затянулся. Выпуская дым, я сквозь адскую головную боль спросил:

— Господин обер-лейтенант, я убил хоть одного «Ивана»!?

Крамер засмеялся и сказал шутя:

— Ты, Кристиан, бился как лев, пока тебе в лоб не стукнули прикладом автомата. Я думаю, что даже в самом Берлине видели те искры, которые вылетели из твоих глаз.

— Это было очень больно, господин обер-лейтенант! Меня до сих пор мутит.

— Это, малыш, по-видимому, сотрясение мозга, но ты поправишься, я знаю. Ты должен выстоять в этой кровавой бане, должен вернуться к своей матери фрау Кристине. А потом я обязательно представлю тебя к знаку «Abziehen f"ur den Handkampf» («За рукопашный бой»). Хорошо, что тебе еще «Иваны» не перегрызли глотку, как бедняге Мартину!

— Да, господин обер-лейтенант, ему жутко не повезло! — сказал я, стуча зубами и от холода, и от жуткого страха.