– Я не выбирала между грубым и тонким, в этом секрет, – убирает руку, как я убираюсь коктейлем: медленно, плавно. – Вы вот, утонченные йоги, считаете, что одно нужно культивировать, а другое искоренять. А я вам скажу: без одного нет другого. Вы знать не знаете, что это такое, ощущать величие противоречий, на разломе, на острие. Смотреть, как эскортница спасает чей-то брак, который развалился бы без неё, он ушёл бы к любовнице, потому что ему каждый день надо, а ей раз в месяц. Как за баром у меня человек исповедуется и льёт чистейшие слёзы, такие, каких священник в практике своей дай боже раз увидит, а то и вовсе никогда. Как проститутка в момент оргазма вылетает туда, где нет разницы между двумя телами, мужчины и женщины, и самим боженькой, двуполым. Плевать ей, что за мужчина, она в каждом мужчину видит, а не картинку, "персону", потому и они видят в ней женщину, идеал, абсолютную женственность, которую невозможно башкой окунуть в быт и стереть тем самым. Платят ей, это бонус, а не цель, вот такую я знаю. Зовут её Шая Лив, моя соседка. Ей замуж предлагали миллион раз, ей это не надо, не её это, она с собой в мире. Знаешь, сколько я видела такого, что опровергает твои идеи, о целибате, о блокировании низов? Даже… если видел ты это, толковал не так. Могу поспорить: смотрел, как алкаш последнюю рубаху отдаёт, и думал: вот, и в нём проблеск атмана, не утратил, хотя пытался всю жизнь. Нет, Эш, нет: без той жизни, что ведёт он, без того убожества, не отдал бы. Он бы даже не понял, каково это, быть в самом низу, и помогать тем, кто там же. Мы все, как бы ни жили, следуем самим себе, и тем лучше живём, чем точнее следуем. Потому я и говорю, душа чиста, что ты ни делай. Личность – нет, личность учится, и понять должна, что есть она, что есть её пределы, и что там, за ними, за пределами. Умрёт этот… тролль, – на меня смотрит, – и не будет больше тролля. Будет только жизнь тролля, замкнутая в самой себе. Пинать его надо сейчас, иначе всё, поздно, конец его истории. Карма, не карма… я вижу, что здесь.
И тут, мгновенно, я понимаю, почему Эш – не тролль. Ни на одну девчонку, ни на Зет, ни на Морин, он не смотрел так. Так – это с вожделением. И он, пожалуй, первый среди своего пола (из тех, кого я помню), кому это удавалось. Брат, который без вожделения, прищелкивает:
– Я понял, в чем дело, – слегка улыбается. – Ты путаешь дух и душу. Дух – это та самая часть целого, неделимая, которая во всём и в каждом, сознание, если угодно. А душа отдельно, душа – это, скорее, память об опыте, от тела к телу. Душа учится, дух уже всё знает, он и есть – то-что-всë-знает, то-в-чем-всë, состояние без страданий. Но это скорее поправка, чем ответ, – спохватывается. – Тебе нравится диссонанс тонкого и грубого, их борьба, как ты сказала, "остриё"? Ты не хотела бы уйти за противоборство этих сил? Оставить тролля самому себе, с последствиями его действий…
– Так я и выхожу, – пожимает плечами Зет. – Наблюдая за противоборством, у людей и в себе. Вот тебе и разлом, за которым… Если, в твоих определениях, дух – это связь, которая соединяет всё со всем, а душа – то, что соединяется, ткань, из которой сшит мир, то за разломом её – их единство. Он един, она двойственна. Я не выбираю то или это, вообще. Я нахожу сам выбор абсурдным. Это то же, что выбирать между руками, какая нравится, правая или левая, оставят одну, а лишнюю отсекут. Троллю, – вспоминает, с чего начали, – если бросить его, как есть, лучше не будет, но последствие его действий – уже здесь, это я и Риччи. Мы видим его. Уже видим. Что же теперь, жить с этим, бездействуя?
Аллилуйя. Меня наконец-то услышали.