– Послушай, Лиза, мне самому казалось, что я с ума сошел. Твои тогдашние догадки по поводу даэраны – ну ведь бред натуральный! А потом я подумал: ведь так вот вдруг мага может усилить только даэрана – и допустил, что Черников жив.
Шура встал с постели и подошел к окну – не мог больше сидеть рядом с Лизой, не мог и все. Голос Гамряна сразу же отдалился, превратившись в практически неразличимое взволнованное бормотание. Луна смущенно подмигнула Шуре; час назад уснул весь город, еще через час он начнет просыпаться, но пока в домах ни огонька, а весенние улицы тихи и пустынны, и весь город кажется декорациями готического спектакля.
– Это невозможно, – услышал он Лизу. – Я видела его мертвым.
Город спал. Никто не видел дивной и звездной апрельской ночи, а Шура был настолько напряжен, что не мог оценить всю ее красоту. Зашелестело одеяло – Лиза села, вздохнула.
– Геворг, сейчас три часа ночи. Давай встретимся завтра часов в десять утра, я хоть что-то буду соображать. Ага?
Видимо, Гамрян согласился, потому что Шура услышал нежный электронный писк выключаемого телефона, а затем – шаги. Лиза приблизилась и встала рядом.
– Он догадался, – сказал Шура. Лиза кивнула.
– Не думал, что так быстро, – промолвил он. Лиза не сказала ничего. Так они и стояли рядом, и Шуре казалось, что апрельская ночь наполнена серебряным снегом и звоном невидимых фарфоровых колокольчиков.
Утром они уехали из города.
Шура запомнил это утро как очень долгий и нудный кошмар, из которого невозможно выбраться. Лиза собрала вещи буквально за полчаса, затем вызвонила Данилу, который примчался, невероятно испуганный, но с видом человека, морально готового при надобности кинуться под танк с гранатой. У него на плече болтался рюкзак, в котором явно были паек и смена белья на три дня. Лиза легко подхватила свою сумку, бросила Шуре: «Мы уезжаем» – и быстрым шагом направилась к выходу. Через десять минут они втроем уже выезжали на проспект, а через час – на Южную трассу.
Когда Турьевск остался позади, Шуре стало нехорошо. Сначала это было похоже на легкое отравление: его начало мутить, а голова слегка поплыла. В зеркале он увидел свою посеревшую физиономию и успел подумать: эх, что-то не то… Потом Шуру словно охватило множество тугих нитей и стало тянуть назад, в сторону города.
– Стой, – велела Лиза, и, когда Данила послушно остановился у обочины, перебралась на заднее сиденье и взяла Шуру за руку. – Тебе плохо?
Шура попробовал улыбнуться, и еще одна нить перехлестнула горло и принялась затягиваться. Он захрипел и схватился за шею. Перед глазами поплыли алые круги, и сквозь шум в ушах Шура услышал встревоженный голос Лизы:
– Быстрее, Данька. Его тянет ведущий.
Машина сорвалась с места, и нити тотчас же натянулись сильнее. Шуре подумалось, что его либо задушит, либо выдернет из машины и поволочет по дороге обратно в Турьевск. Они с Пономаревым неразделимы, их обоих пронизывают тысячи нитей, и никакими силами невозможно эти нити разорвать… Шура корчился на сиденье, подвывая от боли, мир плавился, закручиваясь винтом и впиваясь в виски, и во рту почему-то был вкус крови, а челюсти стискивали что-то тугое и горячее…
– Дань, быстрее!
Машина свернула с шоссе и понеслась по проселочной дороге, подпрыгивая на ухабах. Лиза держала голову Шуры и прикосновение ее пальцев к затылку было единственным, что он мог воспринимать сквозь пульсирующий поток боли. Когда алая пелена перед глазами становилась тоньше, то Шура мог видеть, что едут они уже не среди полей, а по лесу, и дорога идет среди толстых темных деревьев, которые весна едва затронула зеленой плесенью свежей листвы.
Мир людей и страну мертвых здесь разделяла пленка реальности не толще волоса. Вдоль дороги тянулись ряды призрачных заколоченных домов, и от Шуры не утаились тени, которые мчались за автомобилем. Тени, тени, тени… они клубились и дрожали, то становясь гуще и зернистей, словно изображения на старой фотографии, то почти рассеиваясь в воздухе. К боли добавился ужас, а когда Шура услышал знакомое щелканье и угрожающий шелест хвостов звуггов, то его пробил отвратительный ледяной пот.
Но вскоре лес для Шуры исчез – его место занял залитый ярким солнцем летний луг, жаркий июльский полдень, разнотравье. Запах цветущих растений мягко дурманил голову. В травах играли двое детей, мальчик лет шести и совсем еще маленькая девочка, их русые макушки то исчезали среди пижмы и ромашек, то возникали снова – дети ловили жуков и играли с пчелами. Шуре хотелось остаться на этом лугу с этими детьми, но кругом снова был лес, и деревья склонялись над дорогой, будто рассматривали машину, что-то скреблось в крышу, словно пыталось вытащить пассажиров, и дышать становилось…
Нити затянулись еще туже, и под их тонкий звон Шура утонул во мраке. Что-то с легким хлопаньем лопалось в его голове, но он уже не слышал этих тихих призрачных звуков.