Лигеметон. Ложный Апокриф

«Дрифт» – штука опасная для самих нолов, и еще более рискованная для всех кому чуждо веритничество. По сравнению с нолами, дэймосам еще повезло. Если мое бремя: еженощные кошмары и временные фобии, Ник рисковал потерять конечность (может даже и голову). Как и мир разума, мир теней – не Канарские острова, а скорее берега Сомали. Но Ник стреляный воробей и с ним я не волновался …разве что самую каплю.

Я тупо переминался с ноги на ногу в темноте, пока нол завязывал вокруг моего пояса веревку. Как он ее отыскал в кромешном мраке – загадка. Предполагаю: нолы, в отличие от кригеров, не видят в темноте, но чувствуют. Возможно, тени для них как усики у насекомых – позволяют нюхать, пробовать, трогать.

– Полегче, забери тебя Батна! – Не веревка, а настоящий питон.

– Ослабить? – бесцветно спросил нол.

Я вскипел, так как нервничал (а кто бы на моем месте остался невозмутимым?), шанс расстаться с драгоценными конечностями есть всегда и поскольку идти на попятную поздновато, оставалось только снизить злополучный шанс.

– Не ослабляй. Потерплю, – сокрушенно процедил я.

В первое совместное дело (то есть где-то лет пятьдесят назад) Ник должен был перенести меня в апартаменты к одному британскому политичемкому деятелю. Я тогда хоть и был наивным, но сжимал окурок нола в кулаке (и он до сих пор хранится у меня в одной из книг). Слава Лилит, все обошлось, не потерял и ногтя.

Расслабься. Дэймос, каркнул он тогда.

– Расслабься. Дэймос, – каркнул он и сейчас.

Проще сказать, чем сделать! В мире теней магия разума – что весло для летчика. Ненавижу чувствовать себя в шкуре котенка запертого в вольере с гончими, пусть и на время.

– Признайся, бывший морпех, в какой горячей точке ты впервые намочил штаны?

Все-таки не сдержался и начал грязную игру. Вот только нол просек, что я как всегда оттягиваю неизбежное и на провокацию не поддался.

– Отслужив стране, ты стал унылым бродягой. В каком приюте для бездомных тебя нашел Бач?

Согласен, подлость моя выше, чем сумма в спрятанном в шкафу кейсе. Я собирался бросить еще что-то колкое (нервничая, вечно несу всякий бред), но внезапно помимо сырости уловил запах полыни и лакрицы… веритничество… «дрифт»…

Было и так уж черно как на дне глубочайшей впадины в мире и вопреки всем законам природы стало в разы темнее. Тьма зашевелилась, приобрела материальную форму, вязкую, липкую, она буквально оплела спину, лицо, повисла на плечах. Вот мы в беспросветной каморке, а потом хлоп – пол испарился из пол ног, и мы сунулись в пасть крокодилу.

Самое что ни на есть неприятное чувство, словно тебя запихнули в мешок для трупов (маленький и явно не подходящий по размеру), затем засунули в бочку и кинули в открытое море. Одновременно морозно и душно.

Я всегда зажмуривался даже не пытаясь уловить момент перехода и тем более разглядывать мир теней.

Лучше не смотри. Глаза потеряешь, обронил как-то нол, и с тех пор я не горел желанием проверять шутка ли это.

Меня тянуло вниз. Влево. Вверх. Вперед. Я потерял ориентацию в пространстве. Потерял чувство времени. И лелеял надежду, что не потерял руку или ногу. Бесспорно здесь свои законы.

За миг, а может и целый век, до того, как окаменелое тело превратилось в рыхлую медузу, ноги уткнулись в нечто твердое, материальное. Пол!

– Приплыли? – спросил я с надеждой, что тьма отхлынула от нас.

– Да.

Я разлепил глаза и первым делом ощупал свое бесцветное тело (после «дрифта» мир терял краски, и на какое-то время все становилось сплошного монохромного цвета). Убедившись, что все конечности на месте и ниточки на одежде не торчат, я с шумом выдохнул.

Мы находились посреди пустого коридора. В другом конце раздался приглушенный звук шагов по шахматной плитке.

Я толкнул ближайшую дверь, к счастью она поддалась и к еще большей удаче вела она в комнату для медперсонала. Света просачивающегося сквозь широкое, грязноватое окошко хватало, чтобы различить столик с кофемашиной, диванчик и шкафчики. Подергав за ручку каждого, мне снова повезло (в третий раз) – один оставили не запертым.

– Ну как я?

Ник лениво обшарил меня взглядом, после чего вынес вердикт:

– Серый халат. Вам не к лицу. Доктор Кеваркян.

– Иди ты.

– Хорошо.

– Пожелай мне удачи, – попросил я, поправляя бейджик на груди.

Но как оказалось, нол успел раствориться в тенях.

– Мавр сделал свое дело. Мавр может уйти, – сказал я темноте.

Выйдя в коридор, не попадаясь никому на глаза, нашел лестницу. Я был на шестом этаже, а «клиент» прохлаждался на седьмом. От стен веяло стерильной прохладой. Впрочем, на них не пришлось долго любоваться. Палата оказалась почти под рукой. Прямо удача за удачей (явно не к добру).

Комната напоминала ту, где я раздобыл халат. Сквозь кассетные жалюзи протискивался лунный свет, позволяя немного разглядеть лежащего на кровати мужчину.

– Эндрю Граймс, – прочитал я имя, всматриваясь в записи, лежащие на тумбочке. – Лицо у тебя, конечно, заросшее так, что и шнауцер позавидует.

Кардиомонитор нудно попискивал в такт размеренному движению серой линии, сообщая, что пациент в коме и не торопится оживать.