Лик Победы

Говорят, Леворукий гонит от себя тех, кто не дорожит жизнью. Если так, Повелителю Молний грозит бессмертие. Свинья, он опять забыл о Жозине: чтобы она умерла спокойно, он обязан ее пережить. Хотя бы на день. Выходит, Ургот? А что сказать Альдо? Попросить подождать? Смешно, сюзерен взорвется и наделает глупостей. Его нельзя пускать в Гальтару и вообще оставлять без присмотра. Матильда ничего не знает, а Мэллит Альдо не указ. Тот, кто любит, не удержит равнодушного. Умереть с ним и за него – это да, но не остановить.

– Сударь, завтрак подан.

– Я сейчас, Мари.

Мари… Она постарела, как и мать. Надо спросить, куда делась Берта, наверное, вышла замуж. За Гастона или нет? Робер с робостью взялся за торжественно разложенную одежду, пахнущую лавандой и сундуком. Завтрак в тихом семейном кругу – он, мать и родичи… Твою кавалерию, как сказала бы Матильда.

Жозина младше алатки и тоже потеряла всех, кроме одного, но Матильда и смирение – вещи несовместные, а мать превратилась в тень. И она не жаждет мести, как надорская Мирабелла. Матери нужно, чтоб сын вернулся, женился и жил вместе с ней. Арлетта обещала помочь, значит, поможет, Рафиано никогда не бросались словами, так же как и Савиньяки. У него есть шанс вырваться из ловушки, в которую их всех загнал дед. Жозина права – хватит с Талига восстаний и гражданских войн, только как поставить в один денник двух морисков?

Даже если гоганы и «истинники» отступятся, Альдо с Диконом полезут в Гальтару, и один Леворукий знает, что они там раскопают. Если доберутся туда живыми, разумеется. А если «рыжие» и «серые» продолжат игру, польется кровь. Как в Варасте и Сагранне.

Куда ни кинь, везде клин, или это он не видит выхода, а Лионель найдет? От поездки в Урготеллу беды не будет. Нужно попробовать, хотя бы ради Дика и других мальчишек, которых швыряют в огонь собственные семьи. Если Раканы, Эпинэ и Окделлы пойдут на мировую, хогбердам с кавендишами конец. И войнам конец, по крайней мере внутренним, а с Гайифой и Дриксен Ворон справится.

– Ро, что с тобой? – мать, и когда только вошла, попыталась улыбнуться, но к исхудавшему лицу намертво прилипла тревога.

– Я поеду в Ургот, Жозина, – твердо сказал Робер, – и попробую договориться. Эмиль был моим другом, а с Алвой мы… встречались. Он не так уж и страшен.

– Слава Создателю, – она по-детски шмыгнула носом. – Прости… Я все время плачу… Раньше этого не было.

Раньше они скрывали от Жозины все, что могло ее расстроить, потом стена в одночасье рухнула, и она осталась одна на восьми ветрах. Вдова и мать мертвых сыновей… Мэллит тоже одна, Жозина бы ее не обидела.

– Идем завтракать, – Робер учтиво предложил матери руку и раздвинул губы в улыбке: – Я постараюсь никого не убить. Даже Амалию.

– Я ее боюсь, – призналась маркиза Эр-При. – Ты не представляешь, как она хочет заполучить Эпинэ. Для Жюстена.

– Пустое, – Робер как мог беззаботно отмахнулся. – Я поеду не к границе, а в Сэ. Пускай ищут.

– Правильно, – мать сжала его пальцы. – Арлетта что-нибудь придумает. Она тоже говорит, что герцог Алва не сделает нам дурного.

– Госпожа Амалия просили передать, – молоденькая служанка присела в низком реверансе, – они беспокоятся. Мясо может…

– О да, – перебил внезапно развеселившийся Иноходец, – бросать мясо на произвол судьбы – преступление. Мы уже идем.

2

Собаки поджимали хвосты и жались к храпящим лошадям. Они не желали идти ни к Яблоням, ни к Белой Ели. Враз покрывшиеся пеной кони тоже упирались. Матильда до боли сжала хлыст, хмуро оглядела примолкших алатов и спрыгнула на землю.

– Только не говори, что дело плохо, сама вижу.

– Хозяйка, – Ласло последовал ее примеру, и на том спасибо, хотя кому и лезть в Закат, если не им? У доезжачего брат умер, у гици гость пропал. – Не пойдут они.

– Вижу. Мы не лошади. Мы пойдем.

– До Яблонь же хорн восемь, – не понял доезжачий.

– Зато до Белой Ели близко, а мерзость эта то ли от Ели к Яблоням гуляла, то ли наоборот. В Сакаци она не совалась.

– Точно, – хмуро кивнул Ласло Надь. – До поворота чисто было. Только пусть гица в седле обождет. Я сам посмотрю.

Сам он! Так она его и отпустит.

– Тебя не спрашивают, – Матильда сунула поводья в руки Гергё. – Идем, пока не полило.

– Выждать бы, – подал голос конопатый выжлятник. – Пусть дождик погань смоет.

– Погань смоет, следы тоже! – прикрикнул Ласло. – Ждите. Если не вернемся, до дождя туда не суйтесь.

Псари смущенно закивали. И рады, что их к Аполке в пасть не тащат, и стыдно, что рады. В Черной Алати хлебом не корми, дай про нечисть потрепаться, а тут готовая сказка. Золотая Ночь, двое влюбленных… Красивая пара была. Что же с ними случилось? Отравили? Чем? Таких ядов даже в Агарисе не сыщешь!

Ласло плюнул через плечо и свернул к Белой Ели, Матильда двинулась следом. Тропа как тропа, только странно, что никаких следов, будто и не ездил никто. И на дороге ничего, а земля сырая: заяц проскакал бы, и то заметно бы было. И как тихо!