Лик Победы

– Тебе не все равно, – Рудольф принялся растирать запястье, – но будет все равно, когда ты расскажешь.

– Вы этого не узнаете, – Ариго тронул пальцами свою кружку, тоже опустевшую, – по крайней мере от меня.

– Тебя послушать, – хмыкнул герцог, – так ты чужие души Леворукому продавал, не меньше. А хоть бы и так, время любой грех хоронит. Расскажи и забудь.

– Не могу, – выдержать взгляд старого волка было непросто, но Жермону это удалось, – потому что сам не знаю. И Арно Савиньяк не знал, обещал выяснить, не успел.

– Закатные твари! – Регент остановился, качнулась огромная, в потолок, тень. – Так какого ызарга ты молчал?!

– А такого! – огрызнулся Жермон. – Я хотел сначала доказать… Отцу, матери, братьям… После первого ордена я бы попросил отпуск и потребовал ответа, но отец умер раньше. О его смерти я узнал от фок Варзов. Через полгода. Мать мне так и не написала, мне никто не написал, а Торка меня и грязным съела.

– Торка нелюбопытна, – подтвердил Ноймаринен, возвращаясь к столу.

– Отец был болен, – зачем-то пробормотал Жермон, водя пальцем по резному дубу. Почему он по горячим следам не помчался в Гайярэ, не бросился за советом к тому же Савиньяку? Оскорбился? Испугался? Растерялся? Или все сразу? Теперь уже и не вспомнить. Загнанная в дальний угол боль – вот и все, что осталось в памяти от далекой, злой весны. Это было весной, и день был солнечный, до отвращения, до рези в глазах.

– Допей, – регент кивнул на свою кружку, – я не хочу.

Допить за кем-то – узнать чужие мысли. Бергеры привезли это поверье в Золотые Земли вместе с корабликом на флаге и ненавистью к гаунау и дриксам. Если бергер отдает свое вино, значит, верит собеседнику до конца, а Ноймаринены почти что бергеры.

– Что думаешь о Бруно? – неторопливо осведомился регент, почесывая за ухом незнамо как оказавшуюся у него под рукой Метхен. Прошлое осталось прошлым, а настоящим была наползающая война.

– Когда «гуси» осознают, что у нас творится, они обнаглеют, – предположил Жермон. – Шутка ли, такая возможность.

– Своего они не упустят, – согласился Рудольф, – но когда и как? Попрут сразу или подождут, пока мы бросимся на Ракана?

– А мы бросимся? – Ариго залпом прикончил чужое вино.

– Оставлять столицу в руках мятежников не дело. – Свечи плавились в серых человеческих глазах, заливая их звериным золотом. – Только Манрик позаботился о том, чтоб в Олларии приличных людей не осталось, а приличные люди загодя вывезли семьи. По крайней мере, я на это надеюсь. На письменном столе касера и стопки, принеси.

Фляга была бергерской, и касера тоже. Жермон откинул крышку, запахло дымом и можжевельником. Ариго любил этот запах, он не напоминал ни о чем, кроме Торки. Торка жила войной, Оллария – миром, но сейчас все смешалось.

– Мы не должны оголять границу и не должны отвлекать Алву от Бордона и Гайифы, но Савиньяк… – начал было Жермон и осекся.

– Вот именно, – подтвердил Рудольф, принимая касеру. – Если Савиньяк уйдет, гаунау пожалуют в Кадану и внакладе не останутся. Мы потеряем Северный Надор вместо Северной Придды, и потеряем надолго.

– Значит, Ракана должен есть Дьегаррон. Если только не зашевелятся «павлины».

– Вот слова умного человека, у которого нет интереса в столице, – регент усмехнулся, кошка перевернулась на спину, игриво дернув лапкой. – Ничего, отгоним кабанов, дойдут руки и до залезших в капусту зайцев, а пока пусть жрут, не до них!

Рудольф Ноймаринен замолчал. Он уже все решил, и отменить это решение мог только герцог Алва. Если б захотел. Или Фердинанд, если бы вдруг вернулся и посмел сказать «нет».

Глава 14 Талиг. Окрестности Олларии

399 год К.С. 8-й день Осенних Волн

1

Для «прелюбопытнейшего зрелища» граф Килеан-ур-Ломбах выбрал ярмарочное поле на берегу Данара. Место было удачным во всех отношениях. Обширный, хорошо утоптанный плац мог вместить прорву народа и в отличие от городских площадей был безопасен. Ни крыш тебе, ни окон, за которыми могут затаиться стрелки, все подъезды как на ладони, никаких случайных прохожих, только радетели дела Раканов, солдаты, заложники да те, кого пригнали посмотреть на торжество справедливости. Робер слегка привстал на стременах, разглядывая флаги Раканов, Эпинэ, Окделлов и Приддов на высоких шестах, шпили и колокольни за рекой, затаившийся среди облетевших тополей тракт, мельницу на холме у прозрачной рощицы… Какое все мирное, и как же не вяжутся с этой идиллией шеренги солдат, обтянутый багровым сукном эшафот и верзила в кожаной маске!

– Не правда ли, палач хорош? – Люра указал хлыстом на темно-красную фигуру. – Он словно пятно невинности на рубашке невесты.

– Вы неподражаемы, – сдержанно произнес Робер.