Его снова накрыло болью. Он попытался согнуть сустав, но от этого игла вонзилась еще глубже.
Крона подползла к месту, где в траве на четвереньках стояли Себастьян, Дон-Лин и Мелани между ними. Она заставила себя подняться, сжимая саблю в здоровой руке. Она была готова встретить любого сектанта, который осмелился бы приблизиться к ее сестре, пока та ставит Пророка на колени.
Гэтвуд заплатит. За все. За то, что сделал с Эстер, с телами, которые до сих пор не опознали, с мадам Стрэндж, главным архивистом, Мелани и Де-Лией.
С ним было покончено. И капитан была тем самым человеком, который должен был его прикончить.
Гэтвуд подскочил, затем пошатнулся. В движение его приводило действие зелий и препаратов, но и оно заканчивалось. Теперь он мог двигаться только небольшими шажками, с трудом удерживая себя в вертикальном положении. В конце концов его тело должно было признать, что оно избито, просто сейчас на это мозгу требовалось больше времени.
Де-Лия сократила дистанцию и, пока Гэтвуд стоял, не переставала стрелять. Никелевая игла пронзила его над правым коленом, и нога подогнулась. Мгновение спустя в воздухе пролетела бронзовая игла, впившись в коленную чашечку на левой ноге.
Он повалился на землю, прокатившись по ней на спине и с криком перевернулся на бок – из спины все еще гордо торчала серебряная игла. Де-Лия достала наручники и убрала пятизарядник в кобуру, намереваясь показать кукловоду, каково это – запутаться в нитях собственных кукол.
– Мимулюся, – выплюнул он ей в лицо. – Мимулюся.
Она наклонилась, потянувшись к его запястьям, пока он бился о землю.
– Твоя власть закончилась, – ответила она.
Тихо вздохнув, Мелани посмотрела на Крону с благодарностью во взгляде. Она прижалась к Себастьяну, крепко прижавшись щекой к его груди, глаза быстро моргали. И Крона не могла сказать почему – из-за солнечного света или из-за непролитых слез.
А эта ссадина у нее на лбу, откуда она взялась? Теперь, увидев ее достаточно близко, Крона внимательно изучила ее. Красноватое пятно, вокруг которого во множестве разбегались мелкие морщинки, как у старого человека. И это была не свежая рана – это был шрам.
Знак мага, это без сомнения, но еще…
Опустившись на колени, Крона убрала волосы Мелани со лба, и все кусочки головоломки встали на место.
Эта метка выглядела как… выглядела точно, как…
Знак мага, исчезнувший с маски Белладино.
Но
Посмотрев в глаза Мелани, Крона не нашла объяснения – только шок. По щекам невесты текла кровь, отчего кожа стала липкой, а лицо казалось еще бледнее.
– Как такое…?
– Берегись! – крикнул Себастьян Де-Лии.
Сначала Крона подумала, что Гэтвуд вытащил из кармана шприц и воткнул его Де-Лии в шею. Но когда его рука упала, и Де-Лия отшатнулась назад, стал отчетливо виден темный ствол ручки-самописки. Ее наконечник вонзился острым концом в плечо, а не – слава богам – в горло.
И это была не просто ручка, а кровавое перо, которым Тибо написал свое настоящее имя всего несколько часов назад.
Забыв про капитана и продолжая сражаться, несмотря ни на что, Гэтвуд рискнул, выдернул иглы из колен и побежал вверх по холму к дому.
Крона мгновенно поднялась и погналась за ним. Плечо у нее то вспыхивало огнем, то теряло всякую чувствительность. Нагнав его через несколько метров, она резко наклонилась и дернула его за ноги. Гэтвуд рухнул столбом. Когда он ударился о землю, она перевернула его и пнула ногой по лицу, попав по челюсти. Маска Шарбона отлетела, несколько раз перевернувшись, и приземлилась неизвестно где.
Гэтвуд, может, и был безумцем, но Крона никогда не слышала более правдивых слов. Большую часть своей жизни она была рабыней страха и вины. Хотя точных воспоминаний Шарбона у нее не сохранилось, но она чувствовала, что его ненависть к себе подкреплена чем-то подобным. И Гэтвуд… он произнес это с горечью.
Почему он так решительно отказался от собственной жизни и бросился искать эту «протомагию»?
Но ответ уже присутствовал в вопросе. Уродливая правда о задаче, которую, как он считал, он должен был выполнить.
Гэтвуд застонал, и Крона потеряла рассудок. Забыв себя, свои тренировки, свою онемевшую руку, она бросилась на него. Схватив за воротник, она притянула его лицо к себе. Теперь она видела белки его глаз и пыталась заглянуть на дно его души.
– Что ты сделал со своей женой? Убил? Вскрыл и разделал? Слил кровь?
– Фиона… – выдохнул он. – Я думал, она сошла с ума. Она должна меня простить. Я думал, она сошла с ума.
Позволив Гэтвуду отстраниться, она угрожающе придавила его саблей.
– Что ты сделал?
– Я убил ее, – зарыдал он. – Из-за ребенка. Потому что после… после Шарбона… она убила нашего ребенка.
Гэтвуд обмяк на земле и испустил стон, наполненный таким страданием, какого она никогда не слышала.