Лихо. Медь и мёд

– Не-ет, парень. – Мал поднял лицо к небу. – Мои рассказы – это не то, что стоит слушать верным выкормышам Драга Ложи. – Слово обидное, но прозвучало мягко. – Разочаруются ещё. Или начнут убеждать, что память у меня дырявая и на самом деле всё было не так.

Юрген слабо улыбнулся.

В горле у него засаднило. Он откашлялся и произнёс:

– Да я уже ничему не удивлюсь.

* * *

На стенах подземелий плясали тени.

В огромном зале, который ученики Нимхе шутя называли тронным, клубилась каменная пыль. Горело пламя – от него, жалобно щёлкая жвалами, отползали пауки Нимхе: чёрные твари размером в половину человеческого роста.

По виску Мала текла липкая тёплая кровь, хотя его не били. Голем из колдовского железа только швырнул его наземь и, обхватив запястье, заковал в другое железо, чёрное. Цепь тянулась от камня – Мал дёрнулся пару раз, но понял: бессмысленно. Он не умел перекидываться в оборотня, и чёрное железо его не жгло. Но он знал, какое мучение то приносило другим чародеям.

Нимхе – великая, страшная Нимхе – визжала, и на пике её крик смешивался со смехом. Мал видел её у противоположной стены – каменисто-неровной, пещерной, с вытесанным из породы возвышением, которое напоминало престол. Теперь големы Грацека смяли это возвышение, и на этом же месте пригвоздили Нимхе к стене чёрным железным прутом. Будто муху – булавкой.

В глазах рябило. Мал не думал, что такое возможно: чародеям Драга Ложи было запрещено убивать друг друга – а любой человек бы умер, если бы его пронзили насквозь. Но Нимхе не умирала. Она продолжала хохотать, и из её рта текла чёрная вспененная жижа.

У Мала заложило уши от её смеха, и грохота, и треска огня. Он подполз к камню, к которому был прикован, – всё что угодно, лишь бы не обратили внимания. А всего в нескольких шагах от него, привстав на цыпочки, изогнулся дугой Велко. Высокий, стройный и хищный, обычно улыбавшийся острой улыбочкой и творивший такое колдовство, что аж тошнота подкатывала, – Мал до сих пор помнил, как он наворожил тень, которая выжрала плод в чреве крестьянки, и взамен та родила чудовище. А сейчас Велко – гордого и насмешливого – откинуло назад и изломало.

Светлые пряди прилипли к вискам. Мышцы были напряжены и натянуты как струна. В воспалённых глазах стояли слёзы. Наверное, сумел подумать Мал, Велко сейчас было до одури больно, но он не мог даже кричать. Раз не велела чародейка, в которой Мал признал госпожу Кажимеру; и значит, всё естество Велко – мысли, чувства, ощущения – сейчас подчинялось ей.

Мал вжался в камень. Он благодарил всех Тайных Людей за то, что госпожа Кажимера на него не смотрела. Она стояла рядом с Велко – царственно-спокойная, красивая женщина, одетая в платье золотых оттенков, – точно пришла не на расправу, а на приём к господарю. Её белокурые волосы струились по спине – у плеч заплетались в косы, а ниже талии снова расплетались, – и в свете пламени Мал видел в них огненную рыжину.

Одна из теней на стене потянулась к ней, стрельнула искрами, и госпожа Кажимера отогнала её ладонью. Она согнула пальцы – рука напомнила когтистую совиную лапу – и рванула к себе воздух. Из темноты вывалилась Олейя, проехалась коленями по неровному полу зала-пещеры.

Олейя рухнула у её ног. Откинула с лица длинные морковно-рыжие пряди. Зло посмотрела исподлобья – несмотря на возраст и жестокий нрав, Олейя выглядела совсем как девчонка: черты – от природы мягкие, лицо – овальное, с веснушками на скулах.

– Ты, – она ощерила короткие зубы, – отпусти его, иофатская мразь.

И махнула рукой, подзывая тени.

Олейя колдовала, цепляя воздух пальцами, – для этого она носила на пальцах серебряные украшения-когти. Тени потянулись к госпоже Кажимере – трепыхающиеся, как лоскутки ткани на ветру, – но резко отпрянули, рассыпаясь на золотые искры.

Велко попытался дёрнуться, но даже эта крохотная попытка дорого ему обошлась. Лицо его побагровело. Пот покатился со лба, а из горла вырвался сдавленный вой.

Госпожа Кажимера мягко улыбнулась Олейе. Слегка дёрнула бровью.

– С-сука! – Руки Олейи задрожали. – Будь ты проклята, шлюха!..

Мал ещё сильнее вжался в камень.

Руки Олейи перестали ей подчиняться. Она рухнула на них животом, пытаясь удержать, но не вышло; вскочила на ноги, и украшения-когти потянулись к её шее. Олейя закричала – и стиснула горло своими же пальцами.

Мал хотел закрыть глаза, но от ужаса не сумел сделать даже этого. Олейя душила себя до тех пор, пока не посинела и не упала. Она хрипела, била ногами и путалась в собственных волосах, а Мал всё не мог отвести от неё взгляда.

Госпожа Кажимера отошла на несколько шагов, брезгливо скривилась. Велко, всё так же изогнутый дугой – как только позвоночник не треснул? – замычал.

– Ух ты. – Густой голос, издевательский тон. Мал не видел этого человека, но голос был такой силы, что он слышал его, даже несмотря на шум. – Вывели тебя, да, Крунхильд? – Недобро засмеялся. – Сейчас девку задушила, а дальше, как мы, дикари, – кишки наружу?

Госпожа Кажимера слегка закатила глаза. Шагнула к Велко.

– Хотя бы сделай вид, что помогаешь.