Лики Богов

Воины ещё долго говорили, вспоминали о доме. В хорошей компании, да с вкусным ужином время летело незаметно, и первые лучи ясноокого Ярилы застали друзей врасплох. Впереди битва, к коей ещё нужно хорошо подготовиться. Что ждало их, можно было только гадать.

Треба

Солнечные плети бились в окна, пропадали в густых кронах яблонь, щекотали жёлтые головы одуванчиков. Подставляя огненные перья под тёплый взор Ярилы, важно прохаживались по дворам петухи. Покинувшие стойла лошади недовольно фырчали, предчувствуя скорую работу в поле. На лугу, поблёскивая каплями утренней росы, стелилась трава, кою с большим аппетитом щипали козы.

__________________________________________________________________

Щепти* – пальцы одной руки.

Над поселением поднимался хлопочущий глас, работа кипела и никого не обходила стороной.

На самой окраине деревни раскинулся добротный широкий дом. Сегодня он принимал особенно много гостей, как никогда. В просторной комнате, меж сдвинутых лавок сновали женщины, осматривая раненых. Жизням дружинников больше ничто не угрожало, но на восстановление требовалось немало времени. Синеглазая женщина с поддёрнутыми сединой кудрями, выбившимися из-под расшитого платка, раздавала указания своим помощницам. За её спиной стоял Волот, дожидаясь внимания знахарки. Валькирия протянула перевязанному воину кружку с отваром, тот сделал пару глотков и съёжился.

– Ты, видно, отравить меня хочешь, мать, – ухмыльнулся он.

– Нужно выпить всё, – покачала головой знахарка.

– Нету у меня сил таких, – заключил воин.

– А ну, быстро опрокинул залпом! – гаркнул Волот.

Дружинник повиновался и уже через несколько секунд, корчась и вздрагивая, протянул кружку обратно. Валькирия улыбнулась, приняв кружку, направилась к двери.

– Помог ты мне, Волот, – ухмыльнулась она, спрятав под платок непослушный локон, – страшатся они тебя.

– Правильно, я им не мамка, нянькаться не стану, – проворчал он и, помявшись, заговорил: – Валькирия Кузьминична, мы выступаем завтра…

– Уже? – перебила женщина, устремив на воина бездонные глаза. – Но вас мало… Как же?

– Не в числе сила, – улыбнулся Бер. – Я спросить хотел, вам нужно оставить кого для защиты?

– Умилу оставь, – ответила знахарка.

– Нет, сестра мне самому нужна, – помялся витязь. – У нас есть четверо ратников, их бы я мог оставить. Дружинники все в бой пойдут.

– Чего тогда спрашиваешь, коли решил уж всё? – ухмыльнулась Валькирия.

– Коли вам защита не нужна, то я ратников тоже уведу, – пояснил Бер.

Знахарка, помолчав, поставила кружку на стол. Печаль серой паутиной легла на лик знахарки, отозвавшись в сердце болью. Вздохнув, Валькирия посмотрела на витязя, подойдя ближе, прерывисто положила руку на его грудь:

– Было у меня два сына, Волот. Оба ушли на войну, оба на аримийской землице смерть сыскали. Ты напоминаешь мне о них. Очень хочу, чтобы ты невредимым воротился. Вас мало, забирай всех тех, кто меч держать способен, а о нас не беспокойся.

– Ладно, – кивнул воин и, широко улыбнувшись, добавил: – Давайте я вам хоть воды натаскаю.

– Натаскай, – улыбнулась знахарка, – у нас вода заканчивается быстро.

***

Родниковая прохлада стремительно наполняла все имеющиеся ёмкости, сильные руки переворачивали вёдра словно напёрстки. Работа близилась к концу. Накрыв бочки крышками, заперев сарай, Волот направился к калитке. Краем глаза заприметив знакомую фигурку, замер, ожидая выпорхнувшую из дома Любава. Чернявая наверняка выглядывала его в окошко, раз появилась так вовремя и приближалась столь стремительно. Улыбнувшись этой мысли, витязь заключил грациозное создание в объятия. Нежный взор дымчатых глаз заскользил по тонким чертам девичьего личика, зацепился за порозовевшие набухшие веки.

– Что стряслось, Любавушка? – спросил он, проведя по пылающим щекам огрубевшими от меча пальцами.

– Ты уходишь, – прошептала она, – потому сердце моё неспокойно.

– То не стоит слёз твоих, – серьёзно сказал Бер.

Любава молчала, страх волнами бился в груди, выплёскивал солёные капли на пушистые ресницы и рвал сердце. Не сумев совладать с ним, девушка опустила взгляд, крепче сжала руку возлюбленного. Пытаясь подавить рыдания, тихо пролепетала:

– Слышала, как матушка говорила тебе о братьях моих… не вернулись… ни один…

– Любава, мы воины, каждая битва может стать последней – такова наша судьба. Да то не значит, что я к Маре в объятия спешу, – перебил Волот, гладя волнистую смоль её волос.

Покоя эта речь не принесла, и блестящие капельки продолжили срываться с длинных ресниц. Волот всмотрелся в слезинки, скользящие по нежной коже. Осознание того, что он дорог этой красавице неистовым пламенем вспыхнуло в душе, побуждая витязя сделать важный шаг.

– Идём, – сказал он и потащил горемыку за собой.