Воин, набрав воздуха, закричал соратникам, что надвигается беда и кинулся к шатрам, попутно завязывая штаны. С тихим свистом стрела вонзилась в его шею, заставив голос навсегда остаться глубоко в груди. Османы, выскакивая из шатров, обнажали оружие, всматривались в приближающийся к лагерю отряд тархтар. Леденящий страх навис над поляной, ярость безумием ударила в виски; тюрки, сорвавшись с мест, приближались к недругам, чувствуя, как Смерть раскрывает свои объятия. Её чёрные локоны воплощались стрелами, что летели отовсюду, вонзаясь в тела и забирая жизни, её смех вибрировал звоном мечей, заглушая стоны раненых, её слёзы щедро поили землю густым багрянцем пролитой крови.
Османская сталь глухо ударилась о щит, Баровит, провернув в руке меч, опустил его на соперника. Черноглазый, выставив саблю перед собой, остановил вражеский клинок. Баровит ногой поразил его живот, атаковал вновь. Противник увернулся, захрипел и бросился на Зорьку. Оттолкнув его щитом, провернув меч, витязь выбил саблю из рук османца. Соперник, рухнув на землю, выхватил из-за голенища нож, но тяжёлый клинок с хрустом вошёл в его плоть.
Османский воин, видя смерть соратника, с криком понёсся на Баровита, размахивая цепью. Груз ударился о вовремя выставленный щит, отозвавшись в плотном барьере мелкой дрожью. Зорька припал к земле, выставив щит над головой, и во вращении рассёк тело противника. Дрожащие пальцы судорожно ловили горячую кровь, угасающий взгляд впивался в глаза витязя. Зорька, не пожелав созерцать поцелуй Мары, последовал дальше.
Радмила мелькала за широкими спинами дружинников, укрывавших её от османских стрельцов щитами. Тонкие пальцы скользили по оперению, сильные руки натягивали тугую тетиву, и свирепая Смерть жадно впивалась в цель. Пятеро осман с криками бросились на дружинников, заставив расступиться и позволить подойти к их «ястребу» ближе. Тюрок хищно оскалился, окинув взглядом Радмилу. Оценив её вооружение в виде одного только лука, он провернул в руке меч, и, предвкушая лёгкую победу, ринулся на девушку. Радмила, ловко уклонившись от атаки, с размаха выбила противнику концом плеча лука челюсть. Выхватив из тула стрелу, выпустила её в очередного соперника. Хрипящий османец, сжимая рукой челюсть, вновь выбросил в лучницу клинок, но девушка припала к земле, ощутив дыхание стали над головой, и вонзила сжатую в ладони стрелу в ногу мечника. Воин закричал, машинально хватаясь за рану. Радмила вскочила, накинула на его шею лук, натянула тетиву и отпустила её. Прочная струна впилась в мягкие ткани человеческой плоти, рассекая их, высвобождая поток алой крови. Девушка отправила лук в налучье, выхватила из ножен сакс и ринулась в кипящий бой.
Тархтары калечили тела захватчиков, разоряя их лагерь. Эхо разносило звон стали и стоны раненых по всей округе. Османы с надеждой всматривались в лесную толщу, ожидая подкрепление, но его не было. Славяне не знали пощады, быстрота и ловкость их атак не оставляли чужакам шансов. Чёрные птицы парили над полем битвы, венчая царящий ужас незримым нимбом. Запах крови заставлял их опускаться всё ниже, суля скорую трапезу.
Баровит вытер меч о траву, окинул взором соратников, перевёл взгляд на густую чащу. Он должен продвигаться к Демиру, но сердце было неспокойно и тянуло в шуршащую лесную бездну. На мгновение ему померещилось, что крона раскидистого дуба приобрела черты человеческого лика. Закрыв глаза, Зорька вслушался в шёпот окружающего мира. Бесплотный хлад опустился на плечо витязя, сковывая пульсирующую плоть, высоченный воин, сверкая бронёй*, возник в сознании. Аким, поглаживая длинную бороду, пристально смотрел на Баровита.
«
– Все быстро в лес, к Демировичам, – скомандовал старший дружинник, стремительно направляясь к чаще.
– Мы должны к батыю пробиваться, – возмутился Бус.
– У батыя да Велибора дружина немалая, а Умила с Волотом вдвоём против отряда, – отрезал витязь.
– Шибче топай, – прошипела Радмила, прищурив огненные глаза, и кинулась вслед за Баровитом.
***
Узкой летной тянулась из леса к городу вытоптанная тропка, по которой грибники частенько бродили в поисках даров Тары. Птицы несмело запевали песни, радуясь тёплым прикосновениям Ярилы, шёпоту листвы. Глухой стук копыт и тяжёлое дыхание коня разрушили воцарившуюся безмятежность. Могучий всадник погонял скакуна, выжимая из жилистого тела все силы. Его спутница, стоя в стремени, отстреливалась от преследователей.
– Давай в окружную вернёмся на поляну, – предложил Волот.
– Вернёмся туда, откуда бежали? – ухмыльнулась Умила. – Вдвоём на отряд?
– Вряд ли они сидят там да нас поджидают, – рассуждал брат, – небось уж к Кырыму пошли. К тому же, часть за нами ушла.
– Ага, – кивнула омуженка, выпуская очередную стрелу, – токмо убила я лишь троих, ещё двое за нами скачут. Зажмёмся между молотом да наковальней.
–Так ты старайся, стреляй лучше, чтоб не зажали нас, – фыркнул витязь, уводя коня с тропы.
__________________________________________________________________