– А я та самая психопатка, – с пробивающейся властностью отозвалась Марина.
Эле это жутко не понравилось. Ее охватила смехотворность притирания двух чужеродных субстанций, не нужных и не близких друг другу.
– Какие установки вы себе ставите, те и сбываются.
Марина затуманено посмотрела на Илью, но ничего не сказала. Он уже носился с Анютой и щекотал ее.
– Воскресный папа… – нараспев произнесла Марина.
То ли ей правда хотелось поговорить, то ли присутствие Эли было настолько не важно, что Марина думала вслух. Эля подумала, насколько несправедливо пенять Илье на это, но промолчала. Сверху спустились величественная Инна и какой-то странно хорошенький Никита, который скакал через ступеньку и едва не пританцовывал.
Эля замкнулась. Инна не понравилась ей даже до взгляда, уже мельком, уже на слух. От Марины же исходила нескрываемая снисходительность и спокойное дружески окрашенное равнодушие. Может, Эля и была разочарована совсем немного, но обычно в таких случаях она испытывала облегчение – ее не трепали, не ставили в нелегкое положение вопросами, у нее не шел раскол между мыслями и их корявым выражением в слова.
Марина и Инна были так похожи, ухожены. От них веяло самодостаточностью, немного даже надменностью, присущей развитым людям, которым не нужно каждый день думать о пропитании и работать до изнеможения.
– Мы погуляем, – быстро бросил Никита и отворил дверь перед Инной, томно достающей телефон из кармана.
24
– Так как ты живешь? – осторожно, с большим вниманием спросил Никита, когда они пустились в длинное путешествие удовольствия по разлитой на земле смеси зеленого и золотого.
Эти взгляды, эти интонации так часты, когда невольно становишься свидетелем чьего-то откровения, того, что человек хочет выплеснуть лишь на единственную душу рядом, будь то сцена в театре или за забором.
– Я… Представь, какого в золотой клетке, в которую сама себя засунула.
Если бы Никита услышал это с экрана, то брезгливо поморщился. Но в контексте его переживаний, того, что он видел перед собой, ее откровение вовсе не звучало фальшиво.
– Почему не уйдешь?
Инна как будто оказалась в замешательстве.
– Я задавала себе этот вопрос еще тогда, когда была с тобой… Каждый раз я думаю, что скажу родителям – они так его любят… Мне порой легче просто потушить все в себе, пустить на самотек, чем представить, как они отреагируют…
– Мы не в девятнадцатом…
– Все это я знаю! – резко прервала его Инна. – Чужую беду руками разведу. Очень легко говорить со стороны.
– Тогда нечего плакаться.
Инна хотела обидеться, но вспомнила, что они не пара.
– Это жестоко. Потому что я не плакалась. Ты спросил, я ответила.
Оба замолчали.
– Зачем я тогда согласилась… – нехотя продолжала Инна. – По дурости. Потом появился ты и исчез так быстро…
– Я вошел в его положение – какого бы мне было знать, что кто-то увивается за моей невестой?
– Я тебя не виню. Но вдруг с тобой бы что-то изменилось? Если бы ты остался…
Никита вновь переживал свою маленькую трагедию. Его злило, что Инна до сих пор так задевала его. Вдобавок Эля смехом отзывалась на слова, отдаленно напоминающие шутки, исходящие от Ильи. Никита был взбешен тем больше, что ему приходилось сохранять лицо для Инны. Зачем, он пока не знал, но держаться казалось необходимым.
Вдруг отчаянно, как когда-то в детстве, когда до конца не осознаешь, что так сладко потягивает в груди, ему захотелось побежать куда-то в поле и ощущать на ходу, как теплый ветер бьется в рот, захотелось обнять ее, прижать эти мягкие пахнущие ванилью волосы к своим ладоням.
Никите так надоело все с ним происходящее, а особенно то, как он позволял себе расслабленно взирать на текучие события собственной жизни, что он кинулся к Инне так, словно она могла его вытянуть. По возвращении домой они занимались долгим безумным сексом. Одним из тех, которые полностью затмевают рассудок и превращают время в какую-то неверную текучую субстанцию, заставляя лишь в полусне – полу жизни ловить прикосновения, тяжелые вырванные ласки. Оргазмы периодически выбрасывали их из этого полуобморочного состояния, но и затягивали еще неумолимее.
25
У девушки может быть плохой характер, но в искупление она должна быть изящна, остроумна и желательно богата. Тогда этот недостаток превратится в пикантность.
Никита не был влюблен в Инну тогда. Это было одиночество, интерес, желание, даже плавание по течению. Теперь же пьянящее безумие повышало температуру вокруг. И Никите нравилось это, потому что он устал чувствовать себя холодным. Он рвался поддаться страсти, безумию, потому что был так молод, а жизнь проходила мимо. Все были слишком однообразны, а он слишком осторожничал и копался в кандидатках.