Лики памяти

– Ой, ладно, – вздохнула Эля, тыкая палочками в огромный сочный ролл.

На языке еще не замер яркий вкус и тепло отпитого. Опадающее мороженое насквозь пронзало кофе кремовыми хлопьями. Тарелка рядом призывно пахла печеньем. Душа Эли пела, взирая на это великолепие. Из всех пороков она предпочитала обжорство. – Ты отошел от встречи с Мариной?

– Все было не так уж плохо. Похоже, я начинаю выбираться, – мягко улыбнулся он и посмотрел на Элю.

Внутри Эли что-то скукожилось. Он был так мил, ей так нравилось играть в семью, принимать его трогательно заботу, но… Все это было так неестественно, конечно. Ее Илья… Эля до сих пор не верила, что он говорит с ней не как со странной подругой Никиты. О них самих она боялась говорить до сих пор.

Илья с теплотой смотрел на Элю. Кто бы мог подумать, что еще совсем недавно он опасался какой-то досаждающей ерунды, думал, как будет лучше. От воспоминаний об этом в его душе разлилось какое-то омерзение и негодование на людей, которые не понимают, чего стоит счастье. Как и требовалось ожидать, никто не подходил и не тыкал в него пальцем. А если и тыкал, он плевал на них, потому что попросту не замечал. Теперь уже никто не имел права испортить ему жизнь из-за любовных похождений недопустимостью огласки романа, что практиковалось в столь оплакиваемом людьми с недостатком информации прошлом. Его проблемы, как и большинство человеческих трудностей, оказались проекцией трусливого сознания, которое занимается только тем, что выстраивает апокалипсические предзнаменования и ужасается перспективе.

То, что Илья не мог описать, просачивалось сквозь пальцы, исчезало в бликах солнца на стене. Ее… свет. Милое личико, что бы и как Эля ни говорила, а она любила говорить много и зачастую не выбирала выражения. Она была не человеком, а ощущением… Как наложение музыки на запахи, одурманивала. Он подумал, что это, должно быть, и есть главное в человеческих отношениях – ощущение души рядом. Бывает ли любовь, лишенная такого? Илья сомневался.

Сливающиеся осколки, отблески, обрывки мыслей, впечатлений и воспоминаний. Люди, приходящие и остающиеся. Люди дающие. Люди рассеивающиеся. Забвение. Разочарование. Тупик. А в основе всего сильнейший посыл разгадать, дорыть. И отчаяние оттого, что, несмотря на все усилия, Вселенная не поддается.

– Посмотри, – вспомнила Эля и начала рыться в рюкзачке, заказанном из Китая.

Она протянула ему несколько фотографий квартиры, которая очень понравилась ей своим оригинальным дизайнерским решением. Уставшую двушку с тяжелой мебелью, до сих пор такую характерную для постсоветского пространства, преобразили в уютный уголок индивидуальности, перепланировав помещение и рационально использовав каждый сантиметр. От чего Элин педантизм наливался удовлетворением и одобрительно улюлюкал.

– Как-то очень по-женски.

Она засмеялась.

– А я по-твоему кто? Что за мода клеймить женское как лишенное вкуса или маргинальное?

Илья рассмеялся в свою очередь.

– Ты хочешь переехать?

– Нет. Но я до одури люблю красивое жилье. И еще люблю смотреть на чужие дома и делать выводы. Или мечтать о лучшей жизни.

– Ты очень интересуешься другими.

– Только теми, кого считаю заманчивыми.

– А я заманчив?

– Ба, да ты кокетничаешь!

– Возможно. Но ты не ответила.

– Конечно. Я не провожу время с неинтересными. Слишком дорожу собой для такой экзекуции.

Движимый новой мыслью, Илья спросил с некоторой тревогой:

– Что для тебя самое важное в отношении ко мне? Физиология? Разум? Душа?

Эля подняла на него глубокие глаза, которые тут же стали задумчивыми и отвелись в тарелку.

– Я не смогу это объяснить. Просто тяга. Я пока не могу разложить по полочкам это чувство, оно слишком цельно. Но впервые я ощутила его тогда, когда ты спас меня.

– Значит, инстинкт остаться с самцом, который сможет защитить.

– Ты как будто упрекаешь меня.

– Я просто спрашиваю. Форс мажорная ситуация, адреналин…

– Я сказала, что не могу объяснить. Не могу выбрать что-то одно, потому что это целый комплекс смежных проявлений. Поначалу, конечно, твои флюиды вскружили мне голову. Теперь это, скорее, твоя душа. Твое отношение к дочери. Это так трогательно и… эротично.

Казалось, Илья остался доволен.

Ни секунды смущения, сама непосредственность. Каждого человека мы в некоторой мере пишем в своем воображении в силу своих способностей. Ее, когда она удосуживалась попасть в центр внимания, обожали. Особенно если она чувствовала свое превосходство или власть над собравшимися, сияла всеми гранями. Но Эля слишком часто уходила в тень, порой даже в ущерб собственному желанию. То, что видно – вершина. Мнения составляющиеся – ошибка.