Лики памяти

Всегда есть безликая масса, которая достойна самых нелестных отзывов. Но на самом деле мир все равно делится на отдельных людей, и с ними уже сложнее уживаться и классифицировать – блистая банальностями, каждый из них, тем не менее, способен на проблеск. Отсутствие подлинных размышлений по теме автоматически компенсируется шаблонным высказыванием кого-то другого, которое витает в воздухе. В мире, в сущности, лишь одна проблема – ограниченность человеческого восприятия, что отравляет все сферы деятельности и самих людей. Если бы люди знали, видели больше, они были бы лучше. Виной всему глупость, потому что отсутствие эмпатии тоже является ее проявлением.

32

– Любовь – это когда с другим так же хорошо, как с собой. Или даже лучше, – задумчиво произнесла Инна, и ее большие глаза стали какими-то глубокими то ли от темно-коричневых теней, то ли от того, что душа соприкоснулась с чем-то расширяющим. Никиту почему-то всегда поражало, когда он слышал глубину в живых людях, а не со страниц книг или из интервью.

Спустя меньше минуты Инна заявила недоуменно и слегка снисходительно:

– Твоя Эля такая чудная… Напялит на себя юбку с кедами и думает, что очень стильная. Не понимаю таких девушек.

Никита словно хотел что-то ответить, но почему-то промолчал. Разная реакция друг на друга, на объединяющие события раньше казалась ему чем-то далеким и не важным. Но теперь напрягало как почти все, что делала или говорила Инна. Никита уже и забыл, что так уже было. Он почему-то поэтизировал их прошлые отношения, но ведь они закончились неспроста. И он потихоньку начал вспоминать какие-то мелкие зацепки, царапины, скрежетания.

В сущности, он привык. Разочарования сваливались ранящим грузом. Особенно после той истории.

– Если ты думаешь, что я не понимаю, в чем причина моего поведения, то ты заблуждаешься и слишком высоко ставишь собственную проницательность, – недавно сказала Инна.

– Разве не все мы грешим этим? – он чуть помолчал. – Ты понимаешь… И ничего с этим не делаешь.

Инна промолчала в свою очередь.

В этой колкой, непримиримой и уязвимой девушке он недавно рассмотрел большое гордое сердце и истовую потребность любить… Но теперь раздражение от упорного желания оскорбить всех и каждого, чтобы притушить неистовые думы, верно ли она живет, перечеркивали все это подчистую.

На следующий день Инне исполнялось двадцать два. Никита не без брезгливости и стыда переночевал в квартире ее мужа, поскольку последний отбыл на трудовую повинность во благо семьи. Утром Никита вел лекцию у первокурсников. Он быстро чмокнул Инну в нос, поздравил с датой и умчался, даже не позавтракав, потому что никогда никуда не приходил вовремя. За время его отсутсвия, пока Никита предвкушал дивный день с вкусной едой и бесцельными прогулками по Питеру, Инна успела позвонить трем подругам и обозвать его грудой имеющихся в ее лексиконе ругательств. Когда злосчастный Никита вернулся, он напоролся на истерику, равной которой по амплитуде еще не встречал несмотря даже на вечные склоки дома.

– Ты должен был сразу подарить мне подарок!

– Но я просто хотел, чтобы все было красиво и не в попыхах…

– Хватит оправдываться! Ты забыл!!

И даже после того, как Никита таки отдал ей злосчастные часы и сводил в ресторан, истратив полугодовые накопления, Инна дулась и ядовито отбрехивалась на его лайтовые шутки. В итоге Никита с силой хлопнул ладонью по столу, заорав, что он не ее муж и не даст собой помыкать и взбешенно вылетел из заведения.

В тот же вечер она начала писать ему сперва снисходительные и холодные, а затем испуганно заискивающие смс.

В тот вечер Никите казалось, что он никогда не испытывал к Инне надзвездное чувство. Раз за разом она подрывала, подтачивала его искреннюю преданность. И наступил момент, когда все переполнилось. Обиду и негодование вытеснило безразличие. Она не была родной, за нее неохота было бороться, переубеждать в неправоте. Стало плевать, что она думает, потому что думала слишком много не того.

Ее инициатива в сексе, которая так импонировала Никите и держала его рядом, объяснялась страхом быть ведомой и отчасти желанием занять мужское место. При этом от самой близости получала она так мало… Это было средство, а не цель. Никита был необходим ей как предмет склеивания, поддержания чувств, манипуляции. Она боялась, что чувства остроты и надежды, отражающие Никиту в ее понимании, остынут, если она перестанет так поступать.

Сиропом обтекая собеседников, Инна деспотично подчиняла себе, парализовывая волю. Никите начало казаться, что ему с каждым днем становится все труднее дышать рядом с ней. И при этом его особенно поражала ее инфантильность, быть может, наигранная, но неизменная. Восхищение собачками, кошечками, кроликами, но только не детишками начало раздражать Никиту, потому что он не понимал коренных причин этой избирательности – животные не несли опасность.