Лики русской святости

Патриарх не боялся расстрела. Напротив – был бы рад принять мученичество за Христа. Тем, кого его покаянное заявление привело в смущение, он отвечал словами апостола Павла: «Имею желание разрешиться и быть со Христом (то есть перейти в иную жизнь. – Н. И.), потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп. 1: 23–24).

Лично святитель Тихон не нуждался в выгодах от власти. Но компромиссные уступки с ее стороны в обмен на его лояльность были нужны Церкви: тем тысячам священников и епископов, что страдали и гибли в тюрьмах, лагерях и ссылках; миллионам православных, у которых отбирали храмы. Еще за месяц до освобождения патриарха АРК приняла решение: «…срочно разослать циркуляр партийным органам о приостановке закрытия церквей… О тех храмах, кои закрыты и не использованы… пересмотреть вопрос на предмет обратной передачи церквей верующим…» Это постановление не связано напрямую с патриархом Тихоном, оно вызвано скорее кратковременной либерализацией политики государства (начиналась эпоха НЭПа) и той самой подковерной борьбой внутри власти. Но с его освобождением тесно связано другое послабление: ГПУ было поручено в течение трех месяцев «пересмотреть все дела высланных церковников на предмет амнистирования наименее из них вредных» и выпустить из тюрем тех, кто заявит о своем раскаянии.

Благо Церкви было для патриарха выше собственной репутации. «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза», – сказал Святейший однажды.

Один из самых громких голосов в защиту святителя Тихона прозвучал за границей, и принадлежал он митрополиту Антонию (Храповицкому). В статье «Не надо смущаться» владыка напоминал, что и апостолы не проклинали римскую языческую власть, проливавшую реки христианской крови, звали не бороться с ней, но покоряться ей в гражданских делах. А поскольку красная власть не вынуждала патриарха на «прямое отречение от истин Христовой веры, ее святых заповедей и канонов», то и требовать от него стремления к мученичеству за веру – незаконно. Заявление же Святейшего «имеет для Церкви несомненно благодетельное значение; оно избавило ее от духовного безначалия, от опасности превратиться в беспоповскую секту…».

Признание своей несуществующей вины было со стороны главы Церкви лишь тактическим ходом. Недаром его сравнивают в этой ситуации с Кутузовым – сдавшим Москву врагу, когда стало невозможно вести прямой бой, но выигравшим время и сохранившим армию. Так летом 1923 года патриарх Тихон начал спасать свою «церковную армию» в «полуподпольном противостоянии» с властью и в открытом сражении с ее подопечными – сектантами-обновленцами.

«Ночь будет длинная…»

В тех же посланиях, вышедших после освобождения патриарха, затрагивалась тема обновленческой церковной смуты. Более того, несмотря на подцензурный характер этих обращений, главное в них всё же – не вынужденные реверансы в сторону власти, а животрепещущий вопрос раскола. Патриарх громко и четко обозначил суть церковных мятежников: «Обновленцы эти… толкают Православную Церковь к сектантству». А вслед за ними, пользуясь удобной ситуацией, «разные сектанты – баптисты, евангелисты и другие… также направляют все усилия к тому, чтобы умалить значение Православной Церкви», и «римский папа всяческими путями стремится насаждать» католицизм на канонической территории Русской Церкви – в Польше, Западной Белоруссии.

Но обстоятельному разбору обновленческого раскола, оценке его деятелей и их дел патриарх посвятил отдельное послание, написанное 15 июля 1923 года. Нужно было прояснить сумятицу в головах верующих, царившую в них более года, просто и ясно показать – где церковное сокровище, а где – воры, покусившиеся на него, призвать верных к мужеству и стойкости, а соблазнившихся – к покаянию в грехе раскола. Это новое «прекрасное воззвание», словами анонимного жизнеописания, одной из первых биографий патриарха Тихона, прозвучало «как величественный благовест по всей России» и открыло «полосу покаяния обновленцев». В конце письма Святейший с мольбой взывает к тем, кто, «признав незаконную власть, отпали от церковного единения и благодати Божией… очистить себя покаянием и возвратиться в спасительное лоно единой Вселенской Церкви».

В Донской монастырь потянулись чередой епископы и священники, пожелавшие вернуться из раскола под руку святителя Тихона. Целые приходы и приходские советы, прежде ушедшие в обновленчество, писали ему письма с просьбой не отвергнуть их и простить. «Толпами шли обновленческие священники и архиереи на путь покаяния перед Церковью, и ничего они не встречали у Святейшего, кроме безграничной ласки и всепокрывающей, подчас совсем незаслуженной любви», – говорит тот же анонимный автор. Но поскольку повинны они были не перед ним лично, а перед Церковью (своих обид на самозванцев за клевету и «лишение» его сана патриарх не помнил), то и каяться должны были перед всем церковным народом.