Читаем Лики русской святости полностью

Конечно, и патриарх, и его ближайшие помощники-архиереи в отношениях с властью не обходились без больших и маленьких хитростей, которые могли бы отсрочить или вовсе свести на нет очередную пакость, придуманную безбожниками для Церкви. Но и большевикам изощренности в борьбе с их реальными и мнимыми врагами было не занимать. Патриарх Тихон был ненавистен им своим необъяснимым для атеистов авторитетом среди верующих. Они не могли понять, почему этот формально лишенный власти «бывший патриарх», своим покаянием перед государством сам закрывший себе путь политического влияния, – почему это старец, похожий на «попика» из глубинки, собирает на почти каждодневных церковных службах неиссякаемые толпы народа. Чем он привлекает к себе, каким «опиумом» воздействует на несуществующие, по «научным» воззрениям атеистов, души советских людей?

В большевистскую терминологию не входило понятие любви, о которой сказано в Евангелиях: «Возлюби ближнего своего как самого себя» и «Нет больше той любви, когда кто душу свою положит за других». В Церкви же любовь – основа всего. Без любви не было бы человека, создания Божия. Не было бы и жертвы Христа за людей, сгоравших в своих грехах и преступлениях. Без любви не было бы христианских святых, излучавших ее свет на других. Не было бы и святителя Тихона, патриарха всероссийского, взявшего крест «умирания во вся дни» за страдающую Церковь и людей своих. Корреспондент одной парижской газеты писал о нем в ту пору: «Спокойный, умный, ласковый, широкосострадательный, очень просто одетый, без всякой роскоши, без различия принимающий всех посетителей, патриарх лишен, может быть, пышности, но он действительно очень дорог тысячам малых людей, рабочих и крестьян, которые приходят его видеть… Постоянные изъявления сочувствия и преданности, которые он получает со всех концов России, делают его сильным и терпеливым…»

Но усилиями атеистической пропаганды рисовалась в те же годы и иная картина: массового прозябания народа в безбожии, одичания жизненных понятий и нравов, психологической, умственной дезориентации. Эти «успехи» отмечает постановление правительства новообразованного СССР от 21 марта 1924 года, закрывшее следственное дело патриарха Тихона: «…влияние так называемой православной церкви на широкие массы рабочих и крестьян решительно ослаблено и… вследствие этого гр. Белавин… и привлеченные с ним граждане не могут быть социально опасными для советской власти…»

Впрочем, менее чем через год власть уже жалела об освобождении патриарха из-под следствия. В феврале 1925 года Тучков доносил: «В настоящее время тихоновская церковь… приобрела вновь вид идеологического и органического целого… Амнистированный Тихон стал значительно смелее, и наши советы стали для него необязательны. Обновленческое течение значительно упало духом, имея в лице Тихона весьма сильного… противника». (Обновленчество будет постепенно терять силу и влияние еще два десятка лет, сгинув без следа во время Великой Отечественной войны.)

В течение полутора лет после выхода патриарха из заключения власть с интересом наблюдала за несколькими попытками покушения на его жизнь. Все покушавшиеся остались неизвестны – либо, как полагали многие православные, слишком хорошо известны ГПУ, чтобы быть названными. Хотя в некоторых случаях следует, видимо, говорить о людях с психическими расстройствами, на которые наложилась столь же нездоровая в своей злобе атеистическая пропаганда. Летом 1923 года во время богослужения в храме какой-то человек из толпы выхватил из-под одежды дубинку и с криком ударил ею митрополита Петра (Полянского), которого принял за патриарха: «Тихон, мы убьем тебя!» 9 декабря всё произошло намного трагичнее. В приемной Святейшего в Донском монастыре двое убийц застрелили Якова Анисимовича Полозова, многолетнего келейника, секретаря и одновременно телохранителя патриарха. Бандиты скрылись, в патриарших покоях немедленно объявился Тучков с чекистами. Убийство – дело рук белогвардейцев, тут же, на глазок, определил он. По Москве поползли слухи, что убийц подослало ГПУ, чтобы покончить со Святейшим. Патриарх Тихон горько оплакал смерть близкого ему, почти родного человека. Спустя десять дней на могиле Я. Полозова в патриарха стреляли, но промахнулись. А еще через несколько недель обнаружилось, что кто-то две ночи подряд пилил решетку на окне патриаршего домика в монастыре.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное