Лики русской святости

Возрождение монастыря на пепелище было трудным, долгим: голод после ордынского разорения Руси, скудость во всем, нехватка рабочих рук. Всюду на московских землях запустение, страх и малолюдство. Но игумен Никон крепко запомнил слова Сергия, бесплотно явившегося в его келье незадолго до прихода татар: «Не скорби, чадо, не смущайся: искушение будет непродолжительно, и обитель не запустеет, а распространится еще более».

Вместе с решимостью восстановить обитель лучше прежнего в Никоне зрел замысел прославления Сергия во святых. 20 лет после смерти подвижника – достаточный срок. Оснований более чем хватало. Явление старца в монастыре осенью 1408 года было не первым, да и не последним. Совершались посмертные чудеса на могиле Сергия, по молитвам к нему. Вероятно, и сожжение монастыря Никон воспринял как знамение и прямое указание к действию. Место погребения святого было оголено, стоявшая над ним деревянная церковь уничтожена. Уже тогда преемник Сергия задумался об обретении мощей старца и возведении каменного Троицкого храма – достойного памятника радонежскому начальнику. Идею Никона должна была поддержать вся успевшая собраться на Маковце монастырская братия.

Надо было лишь дождаться прибытия в Москву из Константинополя нового митрополита всея Руси: прежний, Киприан, умер еще в 1406 году. Да найти немалые средства на строительство каменной церкви. В этом могли помочь князья, сыновья Дмитрия Донского: московский Василий, звенигородский Юрий и другие. Житие Сергия должен был написать монах-книжник Епифаний Премудрый: он уже много лет собирал сведения об умершем старце.

Но с приездом митрополита-грека Фотия в Москву в 1410 году дело приняло неожиданный оборот. Русь устрашила Фотия своим неустройством, «казнями Божьими», сыпавшимися на нее как из рога изобилия: татары, эпидемии, пожары, неурожаи, голод. Первое время митрополит не мог найти общего языка с московским князем Василием. Столичные бояре, которых Фотий обвинил в расхищении церковной казны, старались рассорить князя с владыкой. К тому же митрополит погрузился в скорбное уныние после того, как чуть не попал в плен во время внезапного татарского набега на Владимир, где находилась резиденция церковных владык Руси.

Словом, добиться от Фотия согласия на прославление неведомого ему русского монаха не удалось. Русь оказалась у Фотия под подозрением, и вместе с ней – ее монашество. Неласковый прием, к примеру, встретил тогда у митрополита преподобный Павел Обнорский. А сомнения по поводу святости русских подвижников митрополиты-греки выражали всегда, с тех самых пор как Русь крестилась и стала «обзаводиться» собственными святыми. Косвенное свидетельство отказа Фотия прославить Сергия и тогда, и позднее – эпизод Жития с обретением мощей в 1422 году. Фигура митрополита в этом нерядовом для Русской Церкви событии отсутствует (впрочем, этому могут быть и другие объяснения).

Вероятно, не дождался Никон и денег на возведение каменной церкви. После разгрома 1408 года князья вынуждены были возобновить уплату дани Орде, на иное русского серебра пока не хватало. После нескольких лет запустения на церковном месте монастыря пришлось вновь ставить деревянный храм. Его освящение состоялось в день памяти Сергия 25 сентября 1412 (по другой версии, 1411-го) года. Но это событие Никон и его единомышленники обставили так, чтобы ни у кого не осталось сомнений в святости Сергия.

Главными действующими лицами подготовки прославления Сергия стали, помимо Никона, Епифаний Премудрый и монах-иконописец Андрей Рублев.

После литургии и освящения храма Епифаний прочитал перед всеми, кто собрался в монастыре на торжество, свое «Слово похвальное преподобному отцу нашему Сергию», только что написанное. Это довольно объемное произведение предварило создание полноценного Жития, великолепного творения древнерусской литературы, которое Епифаний написал несколько лет спустя. «Слово похвальное» вошло в него заключительной частью.

Автор похвалы без колебаний называет Сергия святым, блаженным и преподобным. Он сообщает всему миру, что Сергия «следует прославить», потому что Бог его уже прославил многими чудесами. Что сделать это нужно не ради самого старца: «ведь похвала Сергию не ему пользу принесет, а для нас спасением будет духовным». Кого требовалось убеждать в этом? Из русских, вероятно, мало кого. «Партия прославления Сергия» рассчитывала, что Епифаниевы слова достигнут слуха митрополита и его ближайшего греческого окружения. Вероятно, книжник напрямую спорил в своем сочинении с Фотием, который ссылался на неизвестность Сергия: «Бог прославил угодника своего… и в дальних краях, и у всех народов от моря и до моря не только в Царьграде, но и в Иерусалиме» (где сам Епифаний, вероятно, побывал незадолго до того).

Через весь текст похвалы проходит мысль об ангельском, «невещественном» житии Сергия на земле, его уподоблении ангельскому образу как «земного ангела и небесного человека».