Очень скоро Литовская епархия была разделена линией фронта, и на некоторое время владыка Тихон уехал в Москву, перевезя туда почитаемые мощи трех виленских святых XIV века. Вернувшись же, вновь погрузился в тяжелые будни фронтового архиерея: «А я всё езжу, возвратился вчера, а на днях опять поеду в другие места, и военные просят, и на позиции»… За свои труды во время войны архиепископ Тихон указом государя Николая II был награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке (головном уборе).
В эти же годы владыку нередко вызывали в Петербург для заседаний в Святейшем Синоде, где обсуждались вопросы управления Церковью. По словам церковного историка нашего времени, в те предреволюционные годы общего одичания нравов «архиепископ Тихон олицетворял совесть русской Православной Церкви, он был одним из блюстителей ее святости и внутренней свободы».
К роковому 1917 году страна подошла в состоянии такой духовной деградации, что вскоре будут произнесены горькие слова о «раскрещивании России, получившей Крещение тысячу лет назад».
В конце февраля в результате тягот долгой войны, заговора членов Госдумы, политических интриг иностранных держав, подкупов и провокаций совершился государственный переворот. Русская православная монархия пала, по стране прокатилось безумное ликование. Даже многие из духовенства, помраченные либеральной демагогией, полагали, что революция, провозгласив свободу, утверждает тем самым учение Христа и апостолов.
Но при том обрушилось государство, которое последние двести лет считало Церковь одной из своих подпорок и жестко контролировало ее, лишало самостоятельности и воли. Петр I отнял у Церкви патриарха и поставил надзирать за ней Святейший Синод – полусветское «ведомство православного исповедания», как его пренебрежительно называли. Однако Временное правительство хотя и объявило всем «свободу», не спешило снять с Церкви обременительную опеку государства. Очевидно, считало, что духовенство само неспособно изжить «старорежимность» и надо ему в этом помогать.
Помогать был приставлен новый обер-прокурор Синода В. Н. Львов. По определению его современника, Львов «держался диктатором». Он заявлял, что приветствует всякий бунт: «…я гоню архиереев, ибо народ этого требует». Своих кафедр лишились более двух десятков архипастырей, в том числе московский митрополит. А в марте Львов разогнал прежних членов Синода, недовольных его самоуправством, и назначил новых. Уволенным из Синода оказался и архиепископ Тихон. Временное правительство издало ряд указов, ограничивших полномочия Православной Церкви, в том числе объявило необязательным преподавание Закона Божьего в школах. Стало очевидным, что новая власть утверждала не только свободу от самодержавия, но и свободу от христианской веры, от тысячелетней традиции, составлявшей духовный стержень русского народа. А без этого стержня народ скоро мог встать на четыре лапы, превратившись в необузданного зверя.
Впрочем, не всё было безнадежно. Немалая часть народа еще видела перед собой столпов Церкви, достойных пастырей, которым доверяли и которых любили. Одним из них был высокопреосвященный Тихон. Весной Синод утвердил выборное начало в управлении Церковью, и Москва воспользовалась новшеством – а точнее, давно забытым правилом древней Церкви. Отвергнув ставленников Львова, москвичи избрали своим владыкой архиепископа Тихона. Журнал «Богословский вестник» назвал его тогда «европейски просвещенным» и восхищался, что при всей горячности обсуждения кандидатов на владыку Тихона «никто не мог бросить даже тени чего-либо компрометирующего». 29 июня 1917 года в Успенском соборе Кремля он был возведен на древнюю первопрестольную кафедру, прославленную в веках именами великих подвижников веры – митрополитов Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, патриарха Гермогена.
Однако в Москве еще мало знали нового владыку. На предварительном голосовании имя Тихона не было первым. Только вмешательством свыше можно объяснить выбор москвичей, совершенный в кремлевском соборе перед древней святыней – Владимирской иконой Божьей Матери. О дальнейшем вспоминал священник Александр Рождественский: «Москва торжественно и радостно встретила своего первого избранника-архипастыря. Он скоро пришелся по душе москвичам, и светским, и духовным. Для всех у него находится ровный прием и ласковое слово, никому не отказывает он в совете, в помощи, в благословении. Скоро оказалось, что владыка охотно принимает приглашения служить в приходских церквах, – и вот церковные причты и старосты начинают наперебой приглашать его на служения в приходские праздники, и отказа никому нет. После службы архипастырь охотно заходит и в дома прихожан, к их великой радости. В короткое время своего архиерея знает чуть не вся Москва, знает, уважает и любит».