- Мальчик на испытательном сроке, - мягко заговорил директор. - Взят по вашей личной просьбе. Курсанта за побег мы бы отправили в карцер или исключили. Можем и его исключить. Но жалко… Мальчишка способный. В хор записался и поет… Вот… Но влиять на него должны в первую очередь вы… Для него, по-моему, нет большего авторитета…
- Так я… стараюсь… - запнулся Гоцман. - Но… Директор молча смотрел на него.
- Я понял. Извините… - неловко произнес Гоцман, поднимаясь. - Я тут пошумел…
Директор протянул ему единственную руку:
- Всего хорошего.
Мишка в ожидании своей участи скучал в коридоре под большим портретом Молотова, болтая ногами на подоконнике. Гоцман подошел к нему и легонько пихнул в бок.
- Директор говорит, шо ты способный…
- Так это ясно, - презрительно отозвался Карась.
- А ты казенишь… Дураком хочешь быть?
- Ты мне не отец, шоб указывать! - сердито ответил Мишка, отворачиваясь к окну.
Гоцман помолчал немного, потом решительно взял Мишку за руку:
- А ну слезай. Пошли.
…В небольшой комнате, плотно уставленной рассохшимися и покосившимися деревянными шкафами, крепко пахло пылью. За кривым столом крошечный лысый еврей с толстенных очках внимательно вчитывался в только что написанное Гоцманом заявление. Мишка вертелся на стуле, время от времени чихая от настоявшейся в воздухе пыли.
- То есть не опеку, а именно усыновить, я правильно понял?… - Председатель комиссии по усыновлению поднял глаза за стеклами очков на Гоцмана.
- Да.
- Именно.
- Именно.
Задумчиво пошевелив губами, председатель комиссии отложил заявление и уставился в стену, словно проверяя сам себя.
- Жилплощадь у вас имеется…
- Да. Отдельная комната.
- Аж!… Нормальненько. И паек вы получаете?
- Усиленный, - кивнул Гоцман. - Литер Б.
- Нуда, - в свою очередь понимающе кивнул председатель. - А шо с возражающей стороной? Имею в виду жену там, родственников…
- Некому возражать. Никого нет.
- Ну да, вы ж говорили… А у мальчика?
- Шо у мальчика? Жена?…
- Нет, родственники…
- Вам же ж сказали - сирота я, дядя! - Мишка снова чихнул.
Председатель грозно наставил на Карася узловатый указательный палец:
- Вот только повышать тон на меня не надо, молодой человек… На меня уже повышали тон. И плохо кончилось!… - Он неожиданно весело подмигнул и добавил: - Для меня.
- Вы извините, но у меня времени в обрез, - встрял Гоцман, щелкая карманными часами-луковицей. - Шо еще требуется?
- Я понимаю, уголовный розыск… Ну шо ж, если вы уже подумали…
- Я подумал, - быстро сказал Гоцман.
- Хорошо подумали? - недоверчиво блеснул очками председатель.
- Хорошо.
- И вы спешите…
- Очень!
- Угу, - понятливо буркнул председатель. - Тогда… тогда пусть молодой человек подпишет, а завтра мы выдадим вам все бумаги…
Председатель положил перед Мишкой заявление Гоцмана, открыл чернильницу, положил на стол ручку. Карась, насупившись, начал катать ее по столу.
- Ну и что я должен буду делать? - пробубнил он, ни на кого не глядя.
- Ничего, - пожал плечами Гоцман. - Человеком становиться.
- И на хрена мне это?
- Не знаю, - снова пожал плечами Гоцман, глядя в сторону.-Думай…
- О!… - Председатель одобрительно поднял палец, достал из кармана платок и, шумно сморкаясь, побрел куда-то за шкафы.
- А тебе зачем? - после паузы спросил у Гоцмана Мишка.
- У меня семью убили, - тоже не сразу ответил Давид.- Ты пацан вроде хороший…
- Ты что, моим отцом хочешь стать? - тихо спросил Мишка.
- Да…
Теперь они пристально смотрели друг на друга - чумазый вихрастый Карась и угрюмый, устало опустивший руки на колени Гоцман.
- Дуришь, - наконец сдавленно прошептал Мишка.
- Нет. Правда, хочу.
- Та ну…
- Клянусь, - тихо сказал Гоцман.
В следующий миг Мишка бросился ему на шею, стиснул изо всех сил:
- Папка!…
Из-за шкафов показалось лицо председателя. Он попеременно шумно сморкался и утирал бегущие по щекам слезы. Гоцман почувствовал, что у него в глазах тоже жарко щекочет…
- Знаешь, как я тебя буду слушаться?! - жарко пообещал Мишка, хлюпая носом в порыве чувств.
- Знаю… - Гоцман с трудом справился с собой. - Сынок, ты только часы мои верни… А еще раз залезешь в чужой карман, выпорю. Понял, сынок?!
Он ловко залез пальцами в Мишкин карман, извлек оттуда свои часы и водворил их на место. Строго взглянул в Мишкины мигом высохшие глаза.
- Где расписаться? - хором спросили отец и сын, оборачиваясь к председателю.
На галерее в поте лица работала Циля. Если бы она так работала за деньги, она давно уже купила бы себе пол-Одессы и немножечко больше. Но она работала для души. Она боролась за свое женское счастье. Окрестности вздрагивали от ударов огромного молотка, которым Циля загоняла гвозди в доски. Доски крест-накрест закрывали вход в комнату тети Песи…
Саму тетю Песю было слышно довольно плохо. Она металась по комнате и жаловалась людям на жизнь. Эммик сидел у ног Цили на дощатом полу галереи и, обхватив руками голову, глухо стонал: «Мама, мама…» Видимо, ему было жаль мать, но семейное счастье тоже ж не валялось на дороге.
- Шо происходит? - Гоцман кивнул смеющемуся дяде Еште, который в глубине двора наблюдал за происходящим.