Лиловый цветок гибискуса

— Мы только что отменили очередную забастовку, хотя никому из преподавателей не платят уже два месяца. Говорят, что у федерального правительства нет на это денег, — тетушка Ифеома посмеялась над абсурдностью своих слов. — Ifukwa[50], люди и уезжают из страны. Вот и Филиппа уехала два месяца назад. Помнишь мою подругу Филиппу?

— Она приезжала с тобой на Рождество несколько лет назад? Такая темненькая пышечка?

— Да. Сейчас она преподает в Америке. Там она ютится в тесном кабинете с еще одним внештатным преподавателем, но там по крайней мере платят учителям, — тетушка Ифеома потянулась, чтобы стряхнуть что-то с маминой блузы. Я следила за каждым ее движением и не могла отвести глаз. В том, как она жестикулировала, когда говорила, как улыбалась, не стесняясь щербинки между зубами, было какое-то бесстрашие.

— Я привезла с собой старую керосиновую плиту, — продолжила она. — Теперь мы пользуемся ею и даже не чувствуем запаха керосина на кухне. Знаешь, сколько стоит баллон газа для плиты? Это возмутительно!

Мама поерзала на диване:

— Почему ты не скажешь Юджину? На фабрике же есть газ в баллонах…

Тетушка Ифеома рассмеялась и с удовольствием погладила маму по плечу.

— Nwunye т, да, нам приходится нелегко, но мы еще не при смерти. Я все это тебе рассказываю, потому, что ты — это ты. А перед любым другим я натру истощенное лицо вазелином, пока оно не начнет лосниться.

В этот момент вошел папа. Он направлялся в спальню. Я была уверена, что он шел туда за очередной пачкой банкнот, которые собирался раздать гостям в качестве подарка на Рождество, приговаривая: «Это дар от Бога, не от меня», как только одаренные начнут петь ему слова благодарности.

— Юджин, — обратилась к нему Ифеома. — Я тут говорила, что Джаджа и Камбили стоит провести немного времени со мной и детьми, скажем, завтра.

Отец буркнул что-то невразумительное и продолжил двигаться к дверям.

— Юджин!

Каждый раз, когда тетушка обращалась к папе, мое сердце замирало, затем принималось лихорадочно биться. Какой непочтительный тон! Казалось, тетя не понимала, что разговаривает с папой и что он не такой, как все остальные люди. Мне хотелось закрыть ей рот, испачкав пальцы в этой блестящей бронзовой помаде.

— Куда ты хочешь их отвезти? — спросил папа, дойдя до дверей.

— Да прокатиться.

— Посмотреть достопримечательности? — уточнил папа. Он говорил на английском, хотя тетушка Ифеома обращалась к нему на игбо.

— Юджин, отпусти детей с нами! — тетушка Ифеома казалась даже раздраженной и слегка повысила голос. — Разве мы не празднуем Рождество, а? Дети ведь совсем и не знакомы друг с другом. Imakwa[51], мой младший, Чима, даже не знает, как зовут Камбили!

Папа вгляделся в наши лица, словно ожидая прочесть неприятные откровения.

— Ладно. Они могут поехать с вами, но ты знаешь, что я не хочу, чтобы мои дети приближались к чему-либо безбожному. Если будешь проезжать мимо mmuo, держи окна закрытыми.

— Я услышала тебя, Юджин, — с преувеличенной вежливостью ответила тетя.

— Почему бы нам не пообедать вместе на Рождество? — предложил папа. — Вот дети и пообщаются.

— Ты же знаешь, что мы с детьми проводим Рождество с дедушкой Ннукву.

— Да что этот идолопоклонник знает о Рождестве?

— Юджин… — тетушка Ифеома глубоко вздохнула. — Хорошо, мы с детьми придем на рождественский обед.

Папа снова ушел вниз. Тетя болтала с мамой, когда к нам присоединились кузены. Амака оказалась более стройной и молодой копией своей матери, но ее движения выглядели даже более резкими, а в глазах я не заметила тетиной всепрощающей теплоты. У Амаки был пытливый взгляд человека, задающего много вопросов и принимающего мало ответов. Обиора, годом младше сестры, казался более светлокожим; его глаза цвета меда смотрели на мир сквозь толстые стекла очков, а уголки губ поднимались вверх, словно он не переставал улыбаться. Кожа Чимы, их младшего брата, очень высокого для своих семи лет, цветом походила на пригоревший к котлу рис. Они все одинаково смеялись: гортанно, раскатисто и легко.

После того как отец вручил семье тетушки две толстые пачки банкнот в честь празднования Рождества, в глазах кузенов застыло вежливое удивление, показывающее, что они не были самонадеянны и не ожидали такого щедрого подарка.

— У вас же есть спутниковая антенна? — спросила меня Амака. Это было первое, что она сказала, после того как мы поздоровались. На затылке ее волосы оказались короче, чем спереди, они едва прикрывали шею.

— Да.

— Мы можем посмотреть CNN?

Закашлявшись, я понадеялась, что она не заметит нервной дрожи, пробежавшей по моему телу.

— Только завтра, — тем временем продолжала Амака. — Потому что сейчас, думаю, мы поедем навестить папину семью в Укпо.

— Мы редко смотрим телевизор, — пробормотала я.

— Почему?

Мне не верилось, что мы ровесницы: ей ведь тоже исполнилось пятнадцать. Амака казалась намного старше, или меня сбивало с толку ее поразительное сходство с тетушкой Ифеомой. А может, виной всему была ее манера смотреть прямо в глаза.