Закончив с водой, мы прочитали череду коротких утренних молитв, перемежающихся с песнями. Тетушка Ифеома молилась за университет, за учителей и администрацию, за Нигерию, и, наконец, мы помолились о том, чтобы наш день был полон мира и смеха. Осенив себя крестным знамением, я глянула на Джаджа, чтобы понять, удивился ли он так же, как и я: тетушка Ифеома и ее семья молилась
Мы по очереди умывались в узкой ванной, наполовину наполненной ведрами, вода в которых была слегка подогрета кипятильником. В углу идеально чистой ванны зияла треугольная дыра, и, уходя в нее, вода стонала, как человек. Я вымылась собственной губкой с мылом, бережно упакованой мамой. Хоть я и старалась зачерпывать воду понемногу и медленно лить ее на тело, чтобы успеть ополоснуться, все равно, ступив на старое полотенце, положенное на пол, ощущала себя скользкой.
Когда я вышла из ванной, тетушка Ифеома сидела за обеденным столом и разводила несколько ложек сухого молока в графине холодной воды.
— Если я позволю этим детям брать молоко самостоятельно, моих запасов не хватит и на неделю, — пробормотала она, перед тем как отнести банку обратно в спальню. Я очень надеялась, что Амака не спросит меня, делает ли так моя мать, ведь дома мы брали столько жирного молока, сколько хотели. На завтрак была
— Мам, а в машине хватит бензина? — спросил Обиора.
— Во всяком случае, его достаточно для того, чтобы доехать до университета. Очень надеюсь, что бензин привезут завтра, иначе, когда снова начнутся занятия, мне придется ходить на работу пешком.
— Или ездить на
— Если так пойдет и дальше, мне скоро придется это попробовать.
— А что такое
— Это мотоциклы, — ответил ему Обиора. — Теперь это популярный вид такси.
По дороге к машине тетушка Ифеома задержалась в саду — она стала обрывать потемневшие листья, бормоча, что харматтан убивает ее цветы. Амака и Обиора забурчали:
— Ну только не сейчас! Опять сад, мам!
— Это же гибискус, да, тетушка? — спросил Джаджа, глядя на растение возле проволочной загородки. — Я и не знал, что они бывают такого цвета.
Тетушка Ифеома рассмеялась и коснулась цветка, окрашенного в глубокий лиловый, почти фиолетовый цвет.
— Все так говорят, когда видят его впервые. Моя хорошая подруга Филиппа — учитель ботаники. Она провела много экспериментов, пока жила здесь. Смотри, вон там — белая иксора, только она цветет не так пышно, как красная.
Джаджа присоединился к тетушке Ифеоме, а мы стояли и смотрели на них.
—
— Да. Мне пришлось обнести садик проволокой, потому что соседская ребятня обрывала незнакомые им цветы. Сейчас я пускаю сюда только девочек, украшающих алтарь в нашей церкви или в протестантской.
— Мам,
— Так мы сэкономим топливо, — пояснила тетушка, быстро глянув на нас.
Мы ехали мимо домов, окруженных живой изгородью из подсолнухов; крупные, с ладонь, желтые цветы оживляли зеленую массу листвы, как крупный желтый горох — однотонное платье. В изгороди было много просветов. Я смогла рассмотреть дворы с металлическими баками для воды, стоящими на некрашеных цементных блоках, качели из старых покрышек, висящие на деревьях, одежду, сохнущую на шнурах, натянутых между деревьями. В конце улицы тетушка Ифиома снова включила зажигание, потому что дорога стала ровной.
— Вот здесь находится начальная школа при университете, — сказала она. — Туда ходит Чима. Раньше здесь было намного лучше, а сейчас посмотрите на эти окна без решеток и на то, насколько грязными стали эти дома.
Просторный школьный двор, окруженный изгородью из казуарины, почти полностью занимали длинные корпуса, казалось, выросшие там в одно мгновение по чьей-то воле. Тетушка Ифеома указала на здание, расположенное ближе всего к школе. Там находился Институт изучения Африки — это был ее офис, и там она проводила большую часть своих лекций. Судя по окнам, покрытым слоями пыли, и цвету краски, здание простояло тут не год и не два.