Часа полтора я наслаждался этими мыслями, лёжа на нарах и упорно глядя в потолок. Но тормоза (двери в камеру) загремели, и меня снова вызвали на допрос.
«Да что за день такой сегодня, кому я опять понадобился?» – удивлялся я, шагая по продолу за злым ментом. Около лестницы нас встретил всё тот же «главнее кума» и сказал мне: «Пошли!» Я был просто поражён. Ещё бы! До начала суда, бывало, я неделями выходил из камеры только на время прогулок. Изредка на свиданки или к адвокату, иногда вызывали к «куму», а тут второй раз за день меня вызывает «главнее кума». И чё ему опять надо?
Он привёл меня туда, где я никогда не был, – в административный корпус (это здание между тюрьмой и волей, там, где КПП). Там он сказал: «Не успели мы дать отмашку. Человек уже приехал. Подожди тут» – и указал рукой на мягкое кожаное кресло. Мягкое кресло после деревянных нар, цветы на подоконнике (не видел более полугода) и окно, выходящее на волю. Расслабившись на секунду, подумал, что это тоже часть психологического воздействия. Меня оставили тут не подождать, а подумать. Да и вообще врёт он всё. Не может быть, чтобы за полтора часа они «не успели дать отмашку».
Минут через двадцать «главнее кума» пришёл с ментом, который «ещё главнее». «Ещё главнее» выставил «главнее кума» за дверь и попытался выяснить, почему я отказываюсь от такого здоровского предложения и не нуждаюсь ли я в психиатрическом обследовании.
Ну а потом мне наконец показали «высокого чина». Он представился сотрудником ГУИН (скорее всего, наврал), и чем дольше я с ним разговаривал, тем сильнее он меня удивлял. Сначала он сказал, что всем дадут лет по 5–7, и предложил мне в обмен на условку сказать, что организатор акции – Лимонов. Потом – что Роман Попков. Потом сказал, что это не обязательно, достаточно будет, если я просто поплачусь в клетке перед судом (ну и перед журналистами!), что Лимонов меня подставил и что я всё понял и больше так не буду. В общем, из того, что он мне сказал, я понял только одно – Лимонова они таким образом сажать не собираются (кишка тонка!). Им просто нужен грязный PR против партии. Когда он от меня отстал, вернулся «ещё главнее» и долго говорил мне, чтобы я ни в коем случае никому не рассказывал об этом разговоре. Ну, я и решил, раз они этого так боятся – значит, туда и надо бить. И через три дня нашёл возможность отправить записку Лимонову. А на следующем судебном заседании я узнал, что не только со мной был подобный разговор.
Разговаривали со многими, в том числе и с девчонками, но все отказались. Уверен, тогда уже было принято решение о нашем освобождении (спасибо родителям и партии!), но его надо было обыграть политически. Им недостаточно было голословных статей об обманутых детях и старике Лимонове, который питается нашей молодой кровью, им нужно было наше публичное отречение от партии. По планам врага всё должно было выглядеть, как будто Лимонов нас обманул и подставил, а добрая власть выпустила, оставив в тюрьме лишь «самых идейных», которые помогали Лимонову обманывать несмышлёных детей.
А теперь хочу обратиться ко всем тем СМИ, кто нас порочил. Ну что, господа продажные писаки, теперь-то все могут видеть, что вы просто подкремлёвские шлюхи. Ну а если есть среди вас хоть один порядочный, кто не понял ситуацию и по ошибке нас оклеветал (эдакий обманутый ребёнок, которого ввели в заблуждение злые взрослые дядьки), то не пора ли печатать опровержение?
Хотя вообще-то тьфу на вас.
Брос
Раздался цинк в тормоза (из хаты напротив кинули в нашу дверь кусочек засушенного хлеба). Это сигнал, что надо отрабатывать брос.
Ещё накануне мы знали, что сегодня будет отработан брос с волей и всё затянутое в тюрьму пойдёт через нас (крупная партия героина, мобильные трубы, возможно – деньги).
Как всегда, услышав цинк, мы резко подрываемся, и каждый знает, что ему делать, – я выключаю звук телевизора, достаю бросового коня, привязываю почту, а Дэн (имя изменено) пробивает поляну и открывает кормяк. У меня всё готово, но у Дэна не получается открыть кормяк. Я начинаю нервничать:
– Дай сам открою!
– Погоди, там кто-то есть, – шепчет Денис.
Несмотря на то что он прошёл Чечню, в этот момент его лицо белее бумаги от нервного напряжения. Ещё бы: если мусора возьмут нас с героином, то могут добавить срок по ст. 228. Я смотрю в шнифт – на продоле никого нет, дорожник из хаты напротив жестами показывает: «Открывайтесь!» Я несколько секунд прислушиваюсь и говорю:
– Да нет там никого. И 523-я цинкует, а он с зеркалом стоит, если б звезды были – он бы их видел. Давай открываться.
Денис снова пытается открыть кормяк, у него ничего не получается, и он говорит:
– Там, с той стороны, кто-то держит кормушку!
Опять смотрим в шнифт и никого не видим. Дэн приоткрывает кормушку и начинает с силой давить на неё. На весь продол раздаётся: «Мяу!», и в кормяк влезает кот.