Лина Костенко

При всем том — перестройка все же расширила границы возможного. Был разрешен выезд за рубеж, «на Запад», общение с украинской диаспорой. Началось воссоединение культурных полей «двух Украин». Костенко говорила, что когда-то давно, в 1968 году, до Киева «дошла глухая весть: умер Евген Маланюк». Она и представления не имела, что он хотя бы слышал ее имя — не говоря уж о чем-то большем. И вот во время ее выступления в Университете Ла Саль (Филадельфия) с места поднялась женщина и сказала, что она должна выполнить завещанное перед смертью Евгеном Маланюком. А он просил, если доведется встретить Лину Костенко, поцеловать ее и подарить от его имени большой букет с удивительным цветком посредине, его любимым «Цветком райской птицы» (Стрелиция). (Оранжевого цвета — будто предвестие Помаранчевой революции.) Позже, когда Костенко посетила Украинский пантеон на кладбище Святого Андрея в Саут-Баунд-Бруке (штат Нью-Джерси), она долго стояла у могилы Маланюка, смотрела на барельеф с его посмертной маской «и думала, может он даже оттуда почувствовал, что не одинок».

Да, оказалось, что из-за океана Маланюк чрезвычайно внимательно следил за ее жизнью и творчеством. Он писал, что у Костенко, родившейся и росшей при Советской власти, нет, однако, ни единой нотки рабства, а только абсолютная Духовная суверенность. И своим творчеством, сама не зная того, она ярко и сильно продолжила линию украинских неоклассиков 20-х годов, преимущественно замученных в лагерях (один из немногих выживших — как раз любимый ею Максим Рыльский).

Параллельно с неприятием перестройки, как «другої пастки», у Костенко была вера в борьбу народа за изменение страны, за свободу. И когда осенью 1990 года на Площади Жовтневої революції (теперешнем Майдане) началась Студенческая революция на граните (голодовка и массовые акции протеста украинской советской молодёжи), она не только выступала в ее поддержку, но и сама приходила к ребятам, чтобы поддержать их. Но к сожалению, критической массы того протеста не хватило, чтобы развернуть события по балтийскому варианту, как в Песенных/Поющих революциях в Литве, Латвии, Эстонии.

Там, в местных Верховных советах, патриотические силы получили большинство. В Верховной Раде УССР тоже была оппозиционная «Народна рада» (125), отстаивавшая проукраинские интересы (в Украине!). Но стране, так долго находившейся под коммунистическим гнетом, нелегко было вырваться из-под него. Почти вдвое большей в Раде была консервативная фракция коммунистов и консерваторов, так называемая Группа-239.

Публицисты в Украине, раненной Чернобылем, уже тогда обратили внимание на зловещую символику этого числа, напоминающего о радиоактивных изотопах: Уран-239, Плутоний-239. Да, демократам удалось подбить коммунистов на провозглашение независимости после краха путча в августе 1991-го (заявление против ГКЧП было последним коллективным письмом, подписанным Костенко, после этого говорила только от своего имени). Но обретенная свобода окажется все же половинчатой. В Украине не будет таких энергичных, решительных реформ, как в Эстонии, Латвии, Литве, которые вступят в ЕС и НАТО уже в 2004 году.

Украина, надолго застрявшая в реформах, медленных, нерешительных, в том же 2004 году совершит Помаранчевую революцию, как хотелось верить, покончившую с остатками неэффективной постсоветской системы. Но нет, нет, вскоре, уже в 2010-м, состоялся реванш. И в 2014 году, после Революции Достоинства, отсутствие «зонтика НАТО» приведет к большим жертвам, которые понесла страна, защищаясь от агрессора…

Впрочем, справедливо ли так уж посыпать голову пеплом. Это ведь как считать и от чего отсчитывать. Три балтийские республики на фоне остальных всегда смотрелись островками (полу)свободы. А что насчет Москвы в сравнении с Киевом… В 1951–1956 годах, когда Лина училась в Литинстуте; в конце 60-х, когда некоторые украинские шестидесятники уезжали в центр Империи, чтобы выжить; в августе 1991-го, в противостоянии ГКЧП, Москва казалась местом куда более свободным, демократичным, чем украинская столица. Но как же все изменилось через десятилетия — «айсберг перевернулся». Сегодня Москва, Кремль — оплот мракобесия, где издеваются над самими понятиями демократии и либерализма.

Но вернемся к радиоактивным изотопам. Чернобыльскую беду, взрыв на ЧАЭС, произошедший в ночь с 25 на 26 апреля 1986 года, Лина Костенко приняла как персональную, личную трагедию. В этом отношении соединилось многое. Память о горящих лесах и рощах времен Второй мировой. Куреневская трагедия, особенно горькая, оттого что рукотворная. Горе украинской старины, украинских деревень, затопленных или подтопленных каскадами водохранилищ днепровских ГЭС…