Линни: Во имя любви

Каждую неделю мы с Шейкером выбирали по три книги, чтобы взять их домой. В то время как он всегда точно знал, чего хочет, разыскивая книги, связанные с медициной, хотя также увлекался и историей, мне требовалось больше времени, чтобы сделать выбор. Шейкер обычно терпеливо ждал, пока я блуждала между книжными рядами. Сначала он рекомендовал мне книги — поэзию, или драму, или готические романы, которые он сам читал и поэтому был уверен, что мне они тоже понравятся. Но я и так потратила немало времени на классическую литературу, теперь же мне хотелось читать книги, которые могли бы поведать мне о мире и о людях, живущих в дальних странах. Особенно меня интересовали книги из секции «Путешествия и путевые заметки».

— Ты никогда не мечтал о путешествиях, Шейкер? — спросила я однажды вечером, положив выбранную книгу — «Дневник путешествия к Гебридским островам» Босвелла — на стол в библиотеке. — Мир ведь такой огромный, в нем столько всего кроме того места, где мы живем.

— Когда я был подростком, я часто думал о приключениях, — признался он. — Когда мой отец еще был жив, мы с ним часто говорили о дальних странах и об их жителях. Он поощрял мое стремление увидеть мир, и однажды по его настоянию я провел лето в Париже, путешествуя еще с двумя молодыми людьми.

Я села напротив Шейкера, положив локти на стол и обвив ногами ножку стула. Несомненно, увидев меня в такой вульгарной позе, миссис Смолпис прочла бы мне лекцию о приличном поведении, но сейчас мы с Шейкером были одни.

— И на что это было похоже? Каков этот Париж? Правда, что там царит разврат?

Шейкер улыбнулся.

— У меня осталось много волнующих воспоминаний. Я чувствовал себя по-настоящему живым. Мы с друзьями целыми днями бродили по городу, осматривая достопримечательности. Один из них был художником и сделал целую серию набросков — он подарил некоторые из них мне. Я покажу их тебе, когда мы вернемся домой.

— А тебе хотелось бы снова там побывать?

Его улыбка погасла.

— Думаю, время путешествий для меня закончилось.

Он скрестил руки на груди, пытаясь скрыть дрожь ладоней: Шейкер всегда так поступал, когда начинал говорить о себе.

— А что насчет тебя, Линни? Ты все еще мечтаешь об Америке?

Я покачала головой. Задуманное путешествие казалось мне теперь недостижимым, еще более недостижимым, чем раньше, когда я работала на улице.

— Теперь я не могу себе этого представить, хотя и не знаю почему, — сказала я Шейкеру. — Но все же…

— Что?

— Что-то не дает мне покоя, я чувствую какое-то волнение, неопределенность, особенно когда читаю такие книги. — Я положила ладонь на «Дневник», лежащий между нами на столе. — Словно где-то есть что-то, чего я пока не знаю, и это что-то ждет меня.

Шейкер взглянул на мою руку, на пальцы, ласкающие муаровую обложку книги. Затем посмотрел мне в глаза.

— Думаю, то, что ты чувствуешь, свойственно всем юным девушкам, Линни. Но, возможно, когда ты… Если ты…

— Если что? — спросила я, когда он не закончил предложение.

Шейкер встал.

— Ничего. Иногда я говорю, не подумав.

— Неправда, — возразила я. — Я ни разу не слышала от тебя ничего необдуманного.

Он собрал свои книги.

— По-моему, нам лучше поторопиться, иначе мы не успеем на последний экипаж.

Я последовала за ним, ломая голову над тем, о чем же он едва не проговорился. Хотя я не имела права заходить на территорию клуба и в отдел периодики на первом этаже, куда допускали только мужчин, я никогда не упускала случая заглянуть хоть одним глазком в эту высокую комнату с широкими окнами, выходящими на Ватерлоо. Обычно такая возможность появлялась по пути в подвал, куда я ходила за новой порцией чернил и бумаги, или когда я направлялась в комнату, туманно обозначенную как «Уборная для леди», чтобы в очередной раз испытать в действии новый аппарат — туалет со сливом, приводимым в действие веревкой, свисающей со стены. Какая роскошь! Я часто задерживалась тут дольше, чем было необходимо, дергая за веревку, только чтобы посмотреть, как вода стремительно уносится в некое отдаленное место. Я не могла сдержать улыбку, вспоминая, как когда-то выплескивала наш надколотый ночной горшок из окна прямо во двор.

В клубе и в отделе периодики я видела мужчин, которые сидели в мягких кожаных креслах и с наслаждением курили сигары и пили кофе или чай. Некоторые из них читали тщательно расправленные экземпляры «Вестника Ливерпуля» или другие газеты и журналы. Кое-то обсуждал предстоящее прибытие и отправление кораблей. Я узнала, что многие из членов клуба являлись богатыми судовладельцами. Некоторые из них были когда-то моими клиентами, но я уверена: они не то что не узнали бы меня, а даже не заметили бы.

В здании на первом этаже размещался также зал для лекций, рядом с ним на подставках стояли тщательно продуманные и написанные мистером Уорсом таблички, сообщающие о предстоящих литературных и научных лекциях, устраиваемых для членов клуба и их гостей.

Это было великолепное, величественное место.