Лионель Линкольн, или Осада Бостона

Абигаиль кончила. Въ комнат водворилась такая глубокая тишина, что когда раздавался пушечный выстрлъ, то казалось, что стрляютъ въ сосдней комнат. Слышно было тяжелое дыханіе Джоба, но вскор и оно прекратилось. Его душа словно дожидалась, когда мать кончитъ свою исповдь, и посл того отлетла на небо.

Вдругъ Ральфъ выпрямился во весь свой ростъ. Глаза его блеснули. Съ дикимъ, нечеловческимъ крикомъ кинулся онъ на Абигаиль Прэй, точно тигръ на добычу. Бывшіе въ комнат задрожали отъ ужаса.

— Негодная, мерзкая женщина! — крикнулъ старикъ, хватая и тряся ее за руку. — Попалась ты мн! Несите сюда святую книгу, несите сюда Евангеліе, пусть она еще что-нибудь солжетъ подъ присягой! Пусть она будетъ проклята окончательно!

— Чудовище! Что ты длаешь! — сказалъ Ліонель, выступая на защиту Абигаили. — Сейчасъ оставь эту женщину! Ты вдь и самъ меня обманулъ, не смотря на свои сдые волосы!

— Ліонель! Ліонель! — вскрикнула Сесиль. — Удержи свою преступную руку! Вдь это твой отецъ!

Ліонель отшатнулся прочь, какъ пораженный громомъ, и, едва дыша, прислонился къ стн.

Все было ясно: Ральфъ, или, врне, отецъ Ліонеля, когда узналъ, какъ ужасно оклеветали его жену, снова помутился въ разсудк и подвергся припадку бшенства, какіе случались съ нимъ и раньше. Предоставленный самому себ, онъ бы, по всей вроятности, скоро покончилъ съ несчастной Абигаилью, но въ эту минуту отворилась дверь, и въ комнату быстро вбжалъ тотъ прізжій незнакомецъ, котораго Ральфъ такъ ловко оставилъ въ рукахъ американцевъ.

— Я сейчасъ же узналъ вашъ крикъ, мой почтенный баронетъ, — вскричалъ онъ. — Недаромъ же я столько лтъ надзиралъ за вами въ Англіи. Ошибиться не могу. A въ Америк меня по вашей милости едва не повсили… Но я не безъ причины и не безъ цли переплылъ океанъ, а чтобы васъ изловить. Теперь мы съ вами уже не разстанемся никогда.

Подъ вліяніемъ досады на баронета за ту опасность, подъ которую тотъ его подвелъ въ американскомъ лагер, незнакомецъ кинулся на старика. Какъ только баронетъ увидалъ человка, котораго считалъ своимъ самымъ лютымъ врагомъ, онъ пришелъ въ еще большее бшенство и, оставивъ Абигаиль, набросился на него, точно преслдуемый охотниками левъ. Борьба была короткая, но упорная, и сопровождалась яростными проклятіями съ обихъ сторонъ и бранью. Гнвъ придалъ баронету сверхъестественную силу и помогъ ему одолть противника. Тотъ упалъ, а баронетъ придавилъ ему колнкомъ грудь и принялся душить его за горло.

— Месть священна! — закричалъ онъ съ дикимъ хохотомъ, потрясая сдыми волосами, спустившимися ему на глаза. — И Urim и tumim! Нашъ лозунгъ — свобода! Умри, негодяй! Отправляйся въ адъ, къ духамъ тьмы, дай намъ свободно вздохнуть!

Бывшему больничному надзирателю баронета удалось, хотя и съ большимъ трудомъ, на минуту освободиться изъ-подъ руки, давившей ему шею, и воскликнуть:

— Да помогите же мн, ради Бога? Неужели вы позволите при себ убить человка?

Но помочь ему не могъ никто. Об женщины въ ужас закрыли себ руками лица. Польвартъ, все еще лишенный своей деревяшки, самъ не могъ безъ посторонней помощи ступить ни одного шага, а Ліонель весь застылъ въ смущеніи и ужас и стоялъ неподвижно, точно статуя. Баронетъ снова схватилъ противника за горло и сталъ его опять душить, но тутъ отчаяніе придало больничному служителю какъ бы новую мускульную силу: его рука вдругъ три раза подъ-рядъ съ силой ударяла баронета чмъ-то въ лвый бокъ. При третьемъ удар баронетъ поднялся на ноги и еще разъ дико, дико захохоталъ, такъ что вс похолодли и затрепетали. Его противникъ воспользовался этимъ моментомъ, вскочилъ на ноги и выбжаль изъ комнаты съ торопливостью человка, совершившаго преступленіе.

Изъ трехъ ранъ, полученныхъ баронетомъ, ручьями лилась кровь. По мр того, какъ жизнь уходила изъ тла, глаза умирающаго становились мене дикими, и разсудокъ прояснялся. Злобное выраженіе сошло съ его лица. Онъ съ отеческой нжностью глядлъ на молодую чету, которая усердно около него хлопотала. Но говорить онъ уже не могъ, только беззвучно шевелиль губами. Молча простеръ онъ руки, благословилъ своихъ дтей совершенно такимъ же жестомъ, какъ это сдлала таинственная тнь, которая появилась въ церкви на ихъ свадьб,- и вслдъ затмъ сейчасъ же опрокинулся мертвый навзничь на тло своего старшаго сына, который такъ долго былъ у него въ совершенномъ заброс.

Глава XXXIV

Я видлъ древняго, древняго сдовласаго старца. Годы и заботы провели по его щекамъ и по его челу глубокія морщины, послдніе слды нын позабытаго горя. Вокругъ него царила печаль. Мужчины поникли головами, женщины плакали, дти рыдали.

Брайанти.