Лёнькин букварь

— Нет! — ответили мы в один голос.

По сторонам дороги перерастали своё зеленя. Мне хотелось босиком пуститься по мягкой зелени и идти, идти, пока не дойдёшь до солнца, в тёплый край. Я замечтался. Лошадь остановилась и потянулась за зеленями.

— Правь, сын, правь. Она не голодная — овёс ела. — Отец подстегнул лошадь кнутом. — Ишь, не наелась… А ржица-то по теплу переросла, не было бы плохо ей под снегом, запреть может. На недельку бы позже её посеять.

— Пап, а молотить скоро начнут? — спросил Мишка.

— Дорога наладится, из Понарина перевезут молотилку, с первым морозом и запустят. Тракторист был при мне в правлении, насчёт квартиры договаривался.

— Скорее бы, — сказал я. — Мышей опять бить пойдём.

— Да, по сырой погоде их там теперь тьма скопилась. Работы вам хватит.

— Пап, а если бы Алёшка немой говорил, что тогда было бы? — вдруг спросил я.

— Наверное, был бы хорошим мальчиком, учился бы с тобой вместе, шалил бы, как и все.

— А сейчас он плохой?

— Кто сказал, что плохой? Хороший он мальчонка. Я его сейчас ведь до кузницы прокатил. Вы разве не видели его?

— Нет.

Мы подъезжали к Каменке. Я думал, что лучше бы Алёшка говорил. Если бы он говорил, я только бы с ним водился. К телеге прицепились Пататаны. Отец остановил лошадь, посадил их в телегу…

СО СВОИМИ ЧАШКАМИ-ЛОЖКАМИ

В начале ноября выпал первый снег, но под самый праздник оттепель в один день вернула земле осенний вид, согнала снег. Вся наша деревня готовилась к празднику. Председатель на всех выделил молодого быка и двух баранов. Людей радовало возвращение осени. Праздновать в избе было сложно: избы тесные, а делиться на две партии не хотели. По теплу можно было поставить столы в любом колхозном сарае, разместить всех: и малых, и старых и отметить весельем самый большой праздник — годовщину революции.

Вторая радостная новость для меня была та, что нашу мать выбрали в поварихи. С ней вместе готовить праздничный обед должны были сестра председателя, Пелагея, и его жена, Прасковья Егоровна, но не потому их выбрали на это дело, что они свои председателю, а потому, что они умели хорошо печь пироги, хлеб и варить еду.

За два дня до праздника отец привёз муку на пироги. Мать просеяла её через сито, в деже поставила опару. В полночь она перемесила замес, ночью вставала смотрела, как поднимается тесто, укрывала дежу шубой, а рано утром опять подсевала муку и делала последний промес.

В печи жарко полыхали дрова. Пламя освещало стену и грело лицо на расстоянии. Я любил смотреть, когда мать пекла хлебы, помогал ей вертеть в пучки солому для подтопки, чтобы зарумянилась корочка. К завтраку мать спекла из пирожного теста пышек, накормила нас и спросила у Мишки, сколько ребят ходит в школу. Мишка быстро сосчитал. Колька Столыпин и две Машки уже не ходили, побросали. Мать на всех остальных отсчитала по пышке и велела раздать ребятам. Мы нагрузили сумки и вышли на улицу.

Утро было пасмурное, тихое. С веток тополя падали капли от осевшего тумана, шлёпали по чёрной мокрой листве. Казалось, что деревья, земля, плетни, избы с погребами и амбарами отдыхают. Мне не захотелось идти в школу, хотя было известно, что нас раньше отпустят, что Алексей Сидорович расскажет нам про революцию, про счастливую колхозную жизнь, про Ленина, старшие ребята прочитают стихи, нам дадут подарки — и по домам.

Все ребята были нарядные, весёлые. Мишка оделил их пышками, сказал, что это из общей муки, от пирогов, какими будут завтра праздновать. Ребята ели пышки и хвалили их.

По дороге в школу Мишка спросил:

— Прочитаешь стихотворение на школьном празднике?

— Ну, — протянул я. — Я не умею.

— Умеешь, — твёрдо сказал Мишка. — Ты на нашем празднике рассказывал гостям: «Ехали медведи на велосипеде».

— А, это знаю. Ладно, расскажу, — согласился я.

После учёбы нашему первому классу была работа. Нам пришлось вешать на школу флаг. Мы всей оравой подтащили к крыльцу лестницу, приставили её к стене. Колька Грихин взобрался на лестницу. Сергей Ильич поднял ему флаг. Поднять флаг и вставить его в железную трубку он не осилил.

— Вася Титов, ты самый мускулистый, помоги, — сказал Сергей Ильич. — Правда, тебе не стоило бы доверять это почётное дело, ты слабо учишься, но мы будем надеяться, что ты исправишься.

— Исправлюсь, — сказал Васька и шустро поднялся по перекладинам к Кольке.

Вдвоём они водрузили флаг. Потом мы всей школой прошли в строю до колхозного правления и вернулись назад на свой концерт.

Лучше всех стихи прочитала Вера Грихина. Она прочитала самое длинное стихотворение, стала такая красивая, что я стыдился всё время на неё смотреть. Меня вызывали читать за ней, но я, пока слушал её, забыл все слова про храброго таракана. Я уставился в пол и сказал:

Ехали медведи на велосипеде…