Лёнькин букварь

Однажды Алёшка немой попал в окружение злых ребят. Он забегал по лицам глазами, ища сочувствия, и остановил взгляд на мне. Я бросился с кулаками на обидчиков, стал бить каждого по чему попадя. Мой налёт оказался неожиданным. Ребята расступились. Я взял Алёшку за руку и проводил до двери их комнатки. Он, не отпуская мою руку, затянул меня в комнату, похлопал дружески по плечу и внимательно рассмотрел моё лицо, потом он подвёл меня к окну и показал цветок на подоконнике и что-то изобразил на пальцах. Я слышал от взрослых, что немые разговаривают жестами, пальцами рук, губами, глазами. Из его жестов один лишь оказался понятным мне. Он поднял на уровне моего лица руку и выставил большой палец. Это означало высшую похвалу, но мне или цветку была похвала за сочные и красивые цветочки, когда за окном всё перестало расти, сготовилось к зиме, этого я не разобрал.

До меня донёсся звон колокольчика. Алёшка толкнул меня. Говорили, что он иногда чуть-чуть слышал. И он что-то сказал мне, промычав жалобно, словно голодный телёнок.

После уроков глотовские ребята, опередив нас, выбежали тайком за сад и встретили нас с угрозами. Оказалось, что, заступаясь за немого Алёшу, я засветил под глаз Илюшке Стебаеву из второго класса. У него был тоже брат. Они сговорились отлупить меня, а если кто будет за меня заступаться, то проучить и заступников.

Наши ребята были дружные. Ещё в перемене я рассказал Мишке об этой истории. Он похвалил меня:

— Правильно сделал. Но учти на будущее: один против компании не выступай. Они могли бы тебя отколотить. И надо было меня найти. Я без кулаков бы заступился за Алёшку. Он хороший мальчишка.

— А за что они его дразнят? — спросил я.

— Дураки потому что. Он и так несчастный и вреда никому не делает… Мало разве злых?

Илюшка подошёл ко мне и замахнулся. Шурка Машков загородил меня и ловко оттолкнул Илюшку, тот оказался в объятиях своего брата, Федьки. Большие стали считаться, вспоминать старые обиды. Наших было меньше, но тут подошли скородинские ребята и встали на нашу сторону. Драки не было. Глотовские ушли по домам. Наши ребята закрепили союз с поселковскими на всё время, дали слово всегда заступаться за Алёшку, как и было сделано, и он скоро перестал бояться школьников, привык и стал равным со всеми.

Улеглась на землю листва с деревьев, запрела, смоклась от рос и дождей. Работы в колхозе стало меньше, работали только в сухую погоду, да те, кто ухаживал за скотиной. А для нас не было непогоды. Зайдёт осенний затяжной дождь, вечером ложишься спать и мечтаешь о погоде, хочется встать утром, выйти на порог и увидеть яркое, приветливое солнышко, сухую, обветренную дорогу. Но опять видишь за окном серое утро, мокрые от дождя окна. Выходишь на порог и сравниваешь, вчера был сильнее дождь или не сильнее, вспоминаешь, как промок. И каким бы ни был сегодняшний дождь, а месить по дороге грязь до Глотова снова не хочется.

— Ну, это разве дождь, — уговаривает мать за завтраком. — По такому дождю за сто вёрст сходишь и не намокнешь. Ходите-то, выбирайте, где посуше, по бровочкам.

— Да, дорогу всю трактором вспахали. Ни одной бровочки не осталось.

— От одоньев до Гайка вспахана, да от Гайка до глотовской риги, а остальное-то не пахалось.

Остального очень мало. Метров пятьсот можно пройти по траве, а полтора километра одолевай грязь. Когда пахали на лошадях, берегли дорогу, а тракторами стали пахать всё и сеять, где не сеяли, портили зря семена, потому что на новой дороге всё опять затаптывалось.

Для осенней непогоды ни плащей, ни накидок у нас не было. Мать давала нам с Мишкой клеёнку со стола прикрываться от дождя, но старые мы, что ли, тащиться под клеёнкой. Мы отвечали, что мы не Андрей с Гашей ходить рядом под клеёнкой. Андрей — это спешневский слепой, а Гаша — его жена и поводырь. Они проходили через нашу деревню на село по выгону, шли под ручку. Первый их поход бывал в мае, когда пробуждалась земля, потом в середине лета и осенью, но иногда они проходили и зимой. В Селе у них была какая-то родня. Они навещали родню, а главное, что заставляло их совершать эти походы, была работа. Андрей слепой чинил замки и делал к ним ключи. На обратном пути они всегда заходили к нам, обедали у нас. Отец любил с Андреем разговаривать. Тот купил себе радио и знал всю политику, а ещё беседовал с приезжими людьми в сельсовете, узнавал от них разные новости, которые к нам доходили поздно.

У слепого были белые, закатившиеся вверх глаза. Казалось, они остановились, не мигают веки. Но я смотреть в его глаза не мог, я думал, что он видит меня и может спросить, что это я на него уставился, как на чудо какое.