Лёшка

Он не успел уйти. На крыльце загремело, и в дом, стуча сапожищами, ворвался Володя Колядов. Сапоги с чужой, видно батькиной, ноги, зимняя, не по сезону, шапка-ушанка, небрежно напяленная на голову, глаза, тревожно горящие на скуластом лице, выдавали, что собирался он наспех и по неотложному делу.

Увидев директора Назарова да еще в столь необычном наряде, Володя на миг оцепенел, но тут же ожил и возбужденно заговорил:

— Вы слышали, да?.. Видели, нет?

Он, как всегда, был в своем репертуаре — охотника за новостями — и перебить его или не дослушать было все равно что нанести Володе смертельную обиду. Поэтому слушали, не перебивая и помня, что Володя всегда все узнавал первым и от него первого исходили все новости, которыми жила школа.

…Его, охотника за новостями, и потому всегда чутко спящего, разбудил ноющий, как зубная боль, звук летящего самолета. Их — немецких — невесть сколько шныряло в ночном небе над Осташевом. Но спящие на земле если и просыпались, слыша их, то уж во всяком случае не вылетали из домов, чтобы чертыхнуться вслед какому-нибудь юнкерсу. А Володя вылетел. Но не для того, чтобы чертыхнуться, а чтобы при случае не упустить момента, когда наши сшибут немца. Возьмут, как муху, в паучьи щупальца прожекторов и сшибут. Но наши стреляли редко: зениток было не густо, и Володя чаще всего возвращался не солоно хлебавши.

В эту ночь он тоже вылетел. Вскарабкался, как кошка, на крышу сарая и притаился, наблюдая за ходом самолета: бомбу несет или выглядывает что? И вдруг — это было так неожиданно, что Володя сперва даже глаза протер, не поверив в то, что видит, — вдруг во дворе у кого-то вспыхнул фонарик, уперся лучом в небо и, посветив, скользнул, как указка, за реку. Самолет развернулся и полетел туда же. Он туда, а Володя сюда, к Толе, рассказать о том, что видел. Как знать, может, самолету кто-то сигналил?..

— Не может, а точно — сигналил! — сказал директор Назаров. И Толе, кивнув на Володю: — Берешь под свое командование и за другими. Вместе со всеми ко мне. Сборный пункт — школа. Даю двадцать минут. Все! Марш!

Ребята переглянулись: таким властным директор Назаров никогда еще не бывал.

Выскочили на ночную улицу и понеслись, держась друг друга. Но бег вел Толя. На бегу обменялись вопросами и ответами.

— Куда мы, а? — крикнул Володя.

— Куда надо… Слышал приказ? — ответил Толя.

— А он кто, чтобы приказывать?

— Командир истребителей!

— А мы?..

— Его бойцы!..

Володя задним числом обиделся:

— А я почему не знал?

Толя не ответил, и они молча достигли дома, где жил Паша Меев.

— Стучи! — скомандовал Толя. — Он тоже наш…

И чего они потом ни делали: колотили, барабанили, дубасили, но дом, как мертвое тело, так и не подал признаков жизни.

Плюнули и в кромешной мгле помчались будить других…

Директор Назаров стоял возле школы, и в руке у него кошачьим глазом посверкивала папироска.

По этому «глазу» они его и нашли.

— Все? — вполголоса спросил директор Назаров, встречая запыхавшихся «истребителей».

— Минус Меев, — сказал Толя.

— Что с ним? — спросил директор Назаров.

Но ответил не Толя, а Володя, друживший с Толей и не желавший делить эту дружбу с Меевым.

— Мы к нему по-русски стучались, а он только по-немецки понимает, — съязвил он, намекая на Пашину приверженность иностранным языкам.

— Не трепись, — одернул его Толя, — дома не было.

Вошли в школу и зажгли свет. Директор Назаров открыл сейф и, пересчитав глазами «истребителей», достал пять наганов.

Не одно сердце дрогнуло и обрадовалось при виде оружия! Но ни одно не поверило, что оно настоящее. Учебное, конечно! Однако…

— Стрелять умеете? — спросил директор Назаров, и сомнение рассеялось, как туман: настоящее!.. Боевое!..

Толя, как командир, ответил за всех:

— Ворошиловские стрелки!

Разобрали наганы, а заодно с ними и электрические фонарики — плоские, как спичечные коробки, — выключили свет и высыпали из школы на улицу. Директор Назаров, как условились, взял левый фланг, Толя — правый. Рассредоточились и, вытянувшись в цепочку, пошли к Рузе, прочесывая по дороге подворья и ограды. Скользили бесшумно, незримые во мгле ночи, и лишь взволнованное дыхание да жалобно хрустнувшая под ногой веточка выдавали соседу соседа. Приказ: увидев сигнальщика, задержать, будет уходить — стрелять. Вначале — в воздух, потом… О том, что будет потом, если сигнальщик не остановится, думать не хотелось. Не так-то просто выстрелить в человека, даже если человек — враг!

В небе загудело. Самолет! Замерли, остановившись, и стали оглядываться, поводя головами, как совы.

Толя, как все, стоял и слушал ночь. Самолет, стонавший вверху, вдруг на мгновение потерял звук, и в наступившей немоте Толя явственно услышал чье-то дыхание. Кто-нибудь из своих? Но все свои шли  с л е в а  от него. А тот, кого Толя услышал, дышал  с п р а в а. Чужой? При мысли об этом у Толи мурашки забегали по спине. Но чувство опасности тут же уступило место чувству сомнения: почему обязательно чужой? Мог из своих кто-нибудь перепутать место в цепи. Ночь вон какая непроглядная… Зашел справа, и…