Читаем Липяги. Из записок сельского учителя полностью

— Вот как оно вышло, — продолжал я. — Думал Сапожков как бы одну зиму в старой бедновской землянке прозимовать, а прожил в ней без малого двадцать-зим. И не потому они с Нюркой не поставили себе новой избы, что за эти годы не скопили денег, — нет! Жизнь у них наладилась. С осени Гриша стал работать комбайнером; Аня — трактористка. Денег и хлеба хватало им. Я согласен с вами, Николай Семенович, что механизаторы зарабатывают значительно лучше колхозников. Возможно, что Анне Степановне легче построиться, чем Тане Виляле.

И может быть, Сапожковы и поставили б себе новую избу, если б не дети…

У Тани Вилялы на руках их двое осталось, а у Нюрки Сохи, считай, шестеро. Трое — от Деева; двоих вскоре от Сапожкова родила, да и сам Григорий Федорович, он тоже во многом, как ребенок, обслужить сам себя не может.

Правда, у Анны Степановны так было заведено: старшие дети приглядывают за младшими: обстирывают, кормят, помогают выполнять домашние задания. Такой дружной семьи, таких опрятных и хорошо воспитанных детей, как Нюркины, — поискать. Но вот беда: а кому приглядывать за старшими?

Недаром говорится: большие дети — большие заботы.

Старший окончил семилетку — поступил в депо, на станцию. Год проработал, захотел учиться. Определился в техникум. «Помогай, мама, выучусь — отплачу!» Выучился— женился. Снова: помогай, мама.

Владик, второй сын, подрос — в армию взяли. Остались Гришиных двое да от Леши девочка-школьница; С работы прибежит Анна Степановна — сама грязная, как кочегар какой-нибудь, а тут — и ребят обстирать, и обед сготовить… Пока со всеми домашними делами управишься, глядь, и полночь. А утром, чуть свет, снова на работу.

День за днем.

Год за годом…

Вот и пробежали они как-то незаметно.

И лишь прошлой осенью, когда вернулся Владик, спохватилась Анна Степановна: стара изба! Повернуться негде. Владик зиму проработал в колхозе, но, думаю, что терпения его ненадолго хватит. Женится теперь— и уйдет или на станцию, или в Бобрик… Потому как некуда ему молодую привести. И без молодой в бедновской мазанке повернуться негде. Владик не постоял бы перед тем, чтобы, как говорится, войти в дом к Вере Хапровой. Но вы ведь знаете, что у матери ее избенка не лучше, чем у Анны Степановны.

Оттого я и предлагаю: отдать дом молодым и помочь им сыграть веселую свадьбу…

— Вот так посажёный отец! — воскликнул восторженно Лузянин. — Убедил! А как Василий Кузьмич?

— Превосходно! — согласился Ронжин. — Надо только скорее строить этот дом. А то и в самом деле еще лишимся пары хороших колхозников.

— Работает! Работает! — перебивая агронома, закричали ребята.

Они дружно повскакали с бревна, на котором сидели, и, перегоняя друг друга, побежали вдоль рубежа. Лишь Вася Козырев задержался. Он поднял с земли шапку, а ежика в ней не оказалось. Вася — туда, сюда: под бревно заглянул, пошарил возле пней, на которых сидели мы с Лузяниным — ежика след простыл.

Вася готов был расплакаться от обиды.

— Ничего, — успокоил его Лузянин, — приходи в другой раз, я помогу тебе поймать. Я знаю, где найти.

Вася нахлобучил шапку и побежал следом за всеми.

Я поглядел на поле — разбрасыватель и в самом деле работал. Увлеченный рассказом, я не заметил, что трактор успел уже сделать несколько ездок. Теперь он тащил разбрасыватель с противоположного конца клетки.

Обрадованный этим, я тоже встал, а следом за мной поднялись и Лузянин с Ронжиным.

Мы не спеша пошли за ребятами.

Ветер все не унимался. В лесу его как-то не чувствовалось. А теперь, когда мы вышли на рубеж, ветер продувал насквозь. Поеживаясь в своем легоньком плащишке, Ронжин шустро шагал впереди.

Мы с Лузяниным едва поспевали за ним.

— Если налажен разбрасыватель, то, пожалуй, мы и без ребят справимся, — сказал Лузянин. — A-а, как вы думаете, Василий Кузьмич?

— Да, конечно! — повернувшись к нам, отозвался Ронжин. — Машине тут и работы-то всего на два дня.

— Тогда вот что: забирайте ребят — и идите домой, — посоветовал Лузянин. — Чего им на таком ветру болтаться. Ангину еще наживут.

17

За ужином я рассказал матери о разговоре с председателем: что Лузянин обещал отдать молодым первый колхозный дом. Заодно решил расспросить ее о посажёном отце. Что это за «отец» такой? Какие его обязанности на свадьбе?

Мать, как и все пожилые люди, очень любит вспоминать старину. И теперь: едва я напомнил ей про свадьбу, она заулыбалась, оживилась.

— Неужто Владик по-старому решил свадьбу играть? — спросила она.

— Без попа, конечно, — пояснил я. — Но по старому обычаю. Да и нельзя по-другому. Коль в новом доме свадьбу играть, то гостей наберется много. Всех занять чем-то надо, угощенье для всех приготовить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза