Позвали, — он не возражал,Он оккупантам угодил:И на аресты выезжал,И на расстрелы выводил.Нет, сам он не спускал курокИ, значит, суд не порицай:Он был наказан, отбыл срокИ возвратился — полицай.Он возвратился — и молчок.На стороне его закон.Сидит безвредный старичок,Беззубо жамкает батон…Прошло с тех пор немало лет.Возмездие — оно не месть.Но он живет, а тех уж нет…Несообразность в этом есть.
1970
ЗИМНИЙ ДЕНЬ
Окраина деревни. Зимний день.Бой отгремел. Безмолвие. Безлюдье.Осадное немецкое орудьеГромадную отбрасывает тень.Ногами в той тени, а русой головойНа солнечном снегу, в оскале смертной мукиРаспялив рот, крестом раскинув руки,Лежит артиллерист. Он немец. Он не свой.Он, Ленинград снарядами грызя,Возможно, был и сам подобен волку,Но на его мальчишескую челкуСмотреть нельзя и не смотреть нельзя.Убийцей вряд ли был он по природе.Да их и нет.Нет ни в одном народе.Выращивать их нужно. Добывать.Выхаживать. Готовых не бывает…Они пришли.И тех, кто убивает,Мы тоже научились убивать.
1970
«АСТОРИЯ»
В гостинице «Астория»Свободны номера.Те самые, которыеТопить давно пора.Но вот уж год не топлено,Не помнят, кто в них жил.(А лодка та потоплена,Где Лебедев служил…)И стопка не пригублена —Пока приберегу.(А полушубок ШубинаПод Волховом, в снегу…)Здесь немец проектировалУстроить свой банкет.Обстреливал. Пикировал.Да вот не вышло. Нет.А мы, придя в «Асторию»,Свои пайки — на стол:Так за победу скорую,Уж коли случай свел!Колдуя над кисетамиМахорочной трухи,Друг другу до рассвета мыНачнем читать стихи.На вид сидим спокойные,Но втайне каждый рад,Что немец дальнобойныеКладет не в наш квадрат.Два годика без малогоЕще нам воевать…И Шефнер за ШуваловоТоропится опять.Еще придется лихо нам…Прощаемся с утра.За Толей ЧивилихинымГитовичу пора.А там и я под КолпиноВ сугробах побреду,Что бомбами раздолбаноИ замерло во льду.Но как легко нам дышитсяСредь белых этих вьюг,Как дружится, как пишется,Как чисто все вокруг!И все уже — история,А словно бы вчера…В гостинице «Астория»Свободны номера.