Лиса в курятнике (СИ)

Луна, глаза, слеза и роза, и что там еще, может, какая мимоза. Очарованье ночи... главное, потренироваться, а там уж стих пойдет. А то навалилось... вот-вот должен был прибыть Кульжицкий, отец покойной, с которым беседа предстояла непростая. Там и Тарушкевич, с ним тоже поговорить следовало, и тягостно, и перепоручить неприятное дело некому...

Стрежницкий опять же, зараза белобрысая... не мог не подставиться... и вот теперь валяется, пытаясь справиться с неизвестною отравой. Лешек, конечно, помог, но и он не всесилен. Что сумел, то сделал, только поздно позвали...

...а промедли еще с четверть часа, так и вовсе пользы не было бы.

Хитрый яд.

Как попал? С отравленною пулей? Иначе и не объяснишь... а звучит, как бред из грошового романчика, до которого прислуга так охоча... но свезло Стрежницкому, иначе и не скажешь... целитель сперва не заметил, а когда уже заметил, то...

...и главное, рыжая там опять отметилась.

[1] Придворная дама, которой дозволялось носить на груди портрет императрицы как знак принадлежности к ее двору.

Глава 22

Глава 22

Лизавета успела до того, как часы в Дворцовой башне пробили полдень. А из беседки появилась Анна Павловна с книжицей в руках.

- Прошу, барышни, - она указала на столы, на которых уже успели навести порядок. - Будьте столь любезны представить нам результат своей работы... не спешите, места хватит всем.

Последнее было произнесено с явною насмешкой.

Лизавета вздохнула.

Спешить?

Куда ей спешить... хотя... она коснулась листа снежноягодника и вздрогнула. Каменный? Вот не бывает такого, чтобы... он был живым, Лизавета чувствовала это распрекрасно, но все же... все же прохладная жесткая поверхность листочков, выточенных из яркой яшмы.

И белый нефрит ягод.

Золото вьюнка, чьи цветы-колокольчики будто бы светились. И заиндивевшая хрупкость хмеля... это было невозможно.

Но было.

И... и что теперь скажут?

Она огляделась. Почти все девушки выставили свои работы, каждую снабдив табличкой, на которой писалось имя. Таблички лежали здесь же, на столах... а вон и местечко свободное, с самого края... и надо поспешить. Каменный или нет, но другой букет составить она не успеет. И Лизавета не без труда подняла вазу, надеясь, что донесет ее до столов, не уронив. Все ж каменные растения весили изрядно.

Не уронила.

Поставила.

Повернула и, не удержавшись, коснулась вьюнка, который на прикосновение отозвался дрожью, и цветы-колокольчики зазвенели. Надо же...

Табличку Лизавета подписала.

Отступила.

- А теперь, - Анна Павловна хлопнула в ладоши, - предлагаю вернуться. Время обеда... а уже после него высокая комиссия беспристрастно...

...тут она определенно смеялась...

- ...оценит результаты вашей... тяжелой работы...

Обед проходил в напряженном молчании, и в отсутствие Авдотьи кусок в горло не лез. Почему-то представлялась она белой, изможденной, утопающей в перинах, укутанной одеялами, но все одно зябнущей. Лизавета старательно гнала прочь вымышленные сии картины, пытаясь переключиться на работу, но выходило не слишком хорошо.

И все вздохнули с явным облегчением, когда обед подошел к концу.

Сад...

Сад был многолюден.

Лизавета и прежде предполагала, что дворец царский скрывает немалое количество народу, но ныне была удивлена и не сказать, чтобы приятно.

Дамы.

Кавалеры.

Фрейлины и гофмейстрины, окружившие женщину столь удивительной красоты, что Лизавета разом ощутила собственное несовершенство. Впрочем, она тут же успокоилась: рядом с этой женщиной все были одинаково несовершенны.

Бледная кожа.

Белая.

Белоснежная даже. Подобной белизны Лизавета не встречала ни у мрамора, ни у первого снега. Впрочем, гляделась она не сказать, чтобы неестественной. Золотые волосы, заплетенные в две тяжелые косы, а те связанные друг с другом даже на вид казались непомерно тяжелыми. Но красавица держалась спокойно, будто привыкла к этой тяжести.

Черты лица правильные.

Бледноватые губы.

Зеленые глаза. Каменные... определенно... и пусть говорят, что камень мертв, но этот был более чем живым.

Лизаветино сердце пропустило удар и она поспешно отвела взгляд: нехорошо вот так глазеть на Ее императорское Величество. Прежде Лизавете казалось, что парадные портреты несколько преувеличивают красоту императрицы, а теперь она понимала: преуменьшают.

Безбожно.

Анна Павловна хлопнула в ладоши, и гомон стих, а люди, до того бродившие вдоль стола, казалось, бесцельно, скоренько отступили, освобождая дорогу Ее императорскому Величеству.

Лизавета и сама не поняла, как получилось так, что она с другими девицами оказались по правую руку императрицы, а все прочие придворные - по левую. И оказалось их не так, чтобы много... человек сорок, может, пятьдесят? Главное, что они явно затаились, чего-то ожидая. И это ожидание Лизавете крепко не по нраву пришлось.

Вот не ждала она от придворных ничего хорошего.

Дамы раскрыли веера, пряча улыбочки. Кавалеры отворачивались, изредка обменивались репликами друг с другом и...

...императрица прохаживалась вдоль стола, останавливаясь то перед одним букетом, то перед другим...

- Кто хочет начать? - голос у нее оказался по-девичьи звонким.