Лисье время

Оставалась ещё и вторая лаборатория, ветеринарная, при пункте приёма сырья от охотников. В ветеринарной лаборатории пришлось уволиться всем – хищения коснулись всех сотрудников. Охотникам в смутное время недоплачивали, вводили в заблуждение, утверждая, что необычный окрас – это брак. Да и многим доморощенным специалистам в городе и области было непонятно, как относиться к новому окрасу, непривычный он. Не серебристый и не красный. Дурили охотников приёмщики, качали головой: «Мех, безусловно, красивый. Но для изделий нужна не одна шкура, разноцветные шкуры тяжело подбирать, трудоёмко, и неизвестно, как будут раскупаться». Белые пятна (очень ценное качество для крестовок) на морде и шее пушнины якобы приводили приёмщиков в ужас – тут разыгрывалось целое театральное представление. Специалисты пользовались неразберихой и незнанием новой породы. А ведь лисы, судя по шкурам, были очень крупными – на мировых рынках такая пушнина ценилась очень высоко. В следующий охотничий сезон охотоведы всем рассказывали, жаловались, что их дурят в приёмке, хотя уже никто не дурил. Но приезжавшие иностранцы рассказали, как высоко оценили необычный окрас шкуры у них на родине, и охотники жаждали обогащения. За лисами стали серьёзно охотиться – клеточного-то разведения больше не существовало, а спрос был. Теперь, если охотник отказывался принимать плату за второй сорт из-за порчености шкуры и скандалил, в срочном порядке из техникума или из дома (домой посылался гонец) вызывалась пушная фея Татьяна Михайловна. И оценка зависела уже от её авторитетного мнения. Белые пятна на морде лисы – признак одомашнивания – иногда приводили Татьяну Михайловну в замешательство. Портит ли пятно шкуру, можно ли делать из таких лис горжетки, как оценивать? Татьяна Михайловна мучилась первый год консультирования, но всё же советовала не снижать стоимость за белые пятна. Уже к лету стало ясно: шубы с белыми пятнами пользуются спросом у оптовиков, а к следующему сезону, оптовики рассказали, шубы с белыми пятнами раскупались в первую очередь, и теперь охотники получали вдвое больше за белолобую и белогрудую крестовку, чем за просто крестовку, – спрос рождает предложение.

В первый год после трагедии отстрел повсеместно шёл по красным лисам. Из предварительного заключения Татьяна Михайловна писала просьбы не трогать приблудных из питомника: не надо стрелять не красных, мех испорчен, на боку, животе и ушах – клеймо, кроме того, волос на шкуре может вылезти: не исключено, что лисы на ферме в последние полгода получали неизвестные препараты (судя по показаниям егеря Пахомова). Ну и конечно, Татьяна Михайловна уверяла, что лисы погибнут в первую же зиму, ведь на ферме ниже минус пяти градусов температура не опускалась. Но случилось небывалое. Следующей осенью волчьи шкуры сдавали только охотники из дальних областей, а в пушнорядских лесах, кроме народившихся новых крестовок, здравствовали серебристо-чёрные красавцы, немного, понятное дело, облысевшие, не такие пушистые – всё-таки дикий мир есть дикий мир. Охотники узнавали их не только по окрасу – ведь в экспериментальном питомнике были и белоснежные лисы, и различные помеси. Местные охотники знали: лисы из питомника не убегают, они могут встать и смотреть буквально в дуло ружья. Организованные приезжие охотники инструктировались егерями и загонщиками, им объясняли, почему этих лис не стоит трогать. Но «дички», дикие охотники, приезжающие по два-три и ночующие в палатках на Лисьем острове, там, где моржевали ЗОЖники, эти охотники, бывало, отстреливали несчастных страдальцев с фермы и радовались как дети – мех казался им роскошным, пока они не обнаруживали на снятой шкуре подлысины и клейма.