Лисье время

Татьяна Михайловна ни разу не пила чай с Вадимом в эти последние роковые месяцы. Чай стал дефицитом, как и всё. Вадим не стал бы тратить заварку на бывшую начальницу, многие в это время стали жалеть продукты, крохоборничать… Ни секунды не помедлила пушная фея и кивнула утвердительно:

– Да. Пила.

– Постоянно или от случая к случаю?

– Постоянно.

– Какая чашка была ваша?

– Дулёвская, с бордовым цветком, – не задумываясь, ответила Татьяна Михайловна. На всех фермах в комнате отдыха были такие чашки.

– Цветок крупный, мелкий?

– Крупный и с золотой окантовкой по краю.

– И в тот последний для убитого вечер тоже чаёвничали?

– Чаёвничала. – Татьяна Михайловна врала, не краснея. Она снова заметила злой взгляд Пахомова из зала, поняла, что он так старается не показать, что доволен её ответом. Какой всё-таки этот Пахомов! Выгораживает, берёт всю вину по пропаже паспорта опосредованно на себя… Татьяна Михайловна всегда верила в людей, в человека, в разум и чувство локтя.

Пахомова вызвали повторно, долго выспрашивал его прокурор, грозил статьёй, но Татьяну Михайловну отпустили прямо из зала суда под жидкие, но всё-таки аплодисменты.

Лето прошло за решёткой, разделив жизнь пушной феи на «до» и «после». Когда же началось «после»? – в сотый, в тысячный раз рассуждала, анализировала Татьяна Михайловна. Вероятнее всего, в тот момент, когда она поддержала ребят и сказала, что лис надо выпустить. Тогда, когда оставались два часа и минута до лета, началась эта новая жизнь, где надо врать, скрывать, становиться жертвой закулисных интриг, надо жить, изворачиваясь, и ещё не факт, что это поможет избежать тюрьмы. Нет. Такая жизнь не для неё, лучше умереть. Судя по тому, как она чувствовала себя в КПЗ, время это не за горами… Татьяна Михайловна вышла с казённым мешком (оставленным ей не по уставу конвоем) из серого, с подплешинами и вкраплениями сурьмы, места своего трёхмесячного заточения. Небо грозно нависало, предупреждая, что дальше будет только хуже. Сапфиро-угольные облака плыли, казалось, над головой и касались её. Облака напоминали Канадца и Дусю. Даже тонкая облачная нить волочилась у хвоста Канадца. Лисы плыли по небу силуэтами цвета давно не чищенного серебра. Пушная фея закрыла глаза, зажмурилась – она отвыкла от дневного света… Просто небо, просто накрапывает дождь и погромыхивает где-то за Пушнорядьем гроза, озаряя платину огненными вспышками зарниц.

Из Москвы уже неделю как вернулась Зо. За вещами. Она ни разу не навестила мать, Татьяна Михайловна всех умоляла «не мучить её». Но все навещали, а родная дочь – нет. Не пошла дочь и на заседания суда. Все три дня Татьяна Михайловна переживала, что дочь так и не пришла, и ужасно смущалась при виде многочисленных своих знакомых, в том числе и друзей дочери, добросовестно хранящих тайну экспериментальной фермы, павшей смертью храбрых…

Зоя поступила в театральный техникум. В этот раз решила не рисковать и подать документы на гримёра. Татьяна Михайловна, вернувшись из суда, первым делом похвалила дочь:

– Это хорошо, что на гримёра. Необычно. Интересно.

– Папа посоветовал. – Зо обиженно поджала губы. – Я бы на гримёра и в прошлом году прошла, мама. А он в том году всё за воротник заливал.

– Ну а в этом?

– Не пил вроде. Он много времени со мной проводил. И ещё часто говорил, что друзьям доверять нельзя. Не видела я больше его гоп-компании.

– Но если бы ты поступила в прошлом году, этой весной ты бы не спасла лис.

– Летом, мама. В ноль-ноль часов лета. Да, мама. Лисы важнее учёбы, поступлений и провалов. Я тоже об этом думала.

– А Виталик как отнёсся к тому, что ты уезжаешь?

– А мы, мама, с ним и не виделись всё лето и не созванивались. Я тут уже неделю живу, видишь, квартиру как разобрала, а где он? Нет, такие мальчики мне не нужны.

– Ты ему звонила? Он, наверное, не знает, что ты здесь.

– Нет, мама, не звонила. И не позвоню. Он в окно меня видел и резко отошёл.

– Почему?

– Не хочу, мама, не хочу даже об этом думать и говорить, но это он выкрал у тебя паспорт.

– Ты не можешь это утверждать. Официально у меня выкрал Вадим, по показаниям папы Пахомова.

– Папа Пахомова, мама, чтобы ты знала, всё это выдумал, насчёт паспорта. Лис всё равно в этот день увезли бы, и паспорт твой им вообще не был нужен. Увезли бы, и всё, без всяких документов.

– Да. Я поняла, что всё придумано для моего спасения, но Виталика мы не имеем права обвинять. Кроме него, в тот вечер в квартире находилось десять человек твоих друзей.

– Не десять, восемь.

– Если он больше не интересуется тобой, не надо его топить.

– Я не топлю. Мне так кажется, – тихо сказала Зо.

– И ты можешь это доказать?

– Заметно, мам, что ты в тюрьме кантовалась. Я ничего не могу доказать.