Лишь любовь разобьет тебе сердце

Сегодня одна из тех ночей, когда мы не знаем, куда едем, но обязательно поймем, когда доедем.

– Пока нет, – говорю я.

Потом, высунув голову из окна, я начинаю выть, как койот.

– Можно съездить на побережье, – говорит Сет, когда я прекращаю выть, но я пропускаю его идею мимо ушей и делаю громче музыку.

Я не люблю побережье. Слишком близко к океану. Поэтому мы всегда держимся подальше от него.

– Как-нибудь, – продолжает Сет, – надо будет съездить в Йосемити или еще куда-нибудь. Залезть на гору Эль-Капитан. Поглядеть на секвойи. Увидеть что-то новое, что-то кроме пустыни. По крайней мере, подняться вверх по канатной дороге точно нужно.

Что-то отталкивает меня от того, чтобы пуститься в такое дальнее путешествие, да и вообще сама мысль строить с Сетом планы на будущее не вдохновляет меня. С Сетом мне нравится оставаться в настоящем. Ни будущего, ни тем более прошлого. Только здесь и сейчас.

– Но мы же видим горы, – говорю я.

– Горы в пустыне, – бубнит он. – Всё только в пустыне.

Несколько минут мы едем в тишине, после чего Сет глубоко вздыхает. Как будто готовится к чему-то.

– Как ты думаешь, когда начнется новый учебный год, мы продолжим наши вылазки? – спрашивает он.

Я притворяюсь, что не слышу его. Не хочу думать о Сете в стенах школы. О том, что подумают мои друзья, настоящие друзья, если увидят, как я оттягиваюсь в обществе Сета Роджерса.

– Давай выйдем вот здесь, – говорю я, испытывая внезапное желание выйти на открытый воздух под это небо. Останавливаю машину и вылезаю наружу. Сет светит фонариком в мою сторону.

– Ты как Венди Дарлинг, когда она встречает Индиану Джонса, – говорит он.

На мне горные ботинки и светло-голубой халат.

– Я не против, – отвечаю я.

Мы гуляем в темноте, стараясь не наступить на камни и не натолкнуться на кактусы, пока не доходим до подножия невысокой горы и не обнаруживаем тропинку, которая в лунном свете выглядит довольно соблазнительно.

– Та-да! – пропеваю я, указывая на нее. – Я же говорю, что нам постоянно попадаются горы. Полезли наверх!

– Уже темно, – отвечает Сет.

Он подошел так близко, что при желании я могла бы взять его за руку. Но я не этого не делаю.

– Ничего, как-нибудь прорвемся. Просто не забывай работать фонариком.

Мы лезем вверх, вверх, вверх. А потом сидим и встречаем рассвет. Кажется, что солнце встает под нами, а не над нами, будто мы призываем его к себе из-под земли. На какое-то мгновение я кладу голову лечь на плечо Сета. Только потому, что устала.

В джип мы возвращаемся вспотевшие и в пыли. Я распускаю волосы и замечаю на себе пристальный взор Сета. Обычно я не обращаю на его взгляды внимания или же делаю вид, что не замечаю, но на этот раз я выдерживаю его.

– Что?

– Что что́? – вопросом на вопрос отвечает он, и рот его медленно растягивается в улыбке.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Я смотрел на небо.

Может, и так. А может, и нет. Иногда, особенно в минуту усталости, особенно когда ночь плавно переходит в день, а сны сливаются с реальностью, я не могу отличить происходящее в реальности от воображаемого.

– Тебе не кажется странным, – говорю я, глядя на бледное серебро луны, – что луна ложится спать, когда мы просыпаемся? Думаешь, луна пропускает события дня?

– Для человека, который так силен в естественных науках, у тебя довольно дикие представления о луне, – говорит Сет. – Это же просто кусок камня в космосе.

Я сержусь: мне обидно за луну. Она нечто большее, чем просто кусок камня, уж я-то точно знаю.

* * *

По дороге обратно в город Сет просит меня притормозить у какого-то стоящего у обочины и покрытого пылью магазинчика спиртных напитков.

– Хочешь кофе или лимонада? Или чего-нибудь еще? – спрашиваю я, хотя знаю: он хочет, чтобы я купила ему сигарет.

Я не одобряю его курения, но, когда мы с ним начали общаться, он каким-то образом сумел меня убедить покупать ему сигареты. Наверное, потому что объяснил, что курение для него – единственный способ почувствовать близость к своему отцу. Сет никогда его не видел, но знает, что тот был заядлым курильщиком. Это, в принципе, все, что Сет знает об отце, поэтому тоже решил курить. Проблема в том, что Сет не знает, какую марку сигарет курил отец. И мать не помнит. Так что каждую неделю он курит новую марку. Сет считает, что в конце концов ему попадутся именно те сигареты, которые курил отец, и тогда хотя бы в течение недели он будет вдыхать тот же дым, который вдыхал его отец. Мы никогда не пытались покупать сигареты в Палм-Спрингс (не хотим рисковать быть замеченными кем-то из знакомых), так что вместо этого затариваемся на случайных заправках и в доживающих век продовольственных магазинах, когда едем куда-нибудь покататься ночью.

– Возьмешь мне сигарет? – спрашивает Сет, как я и ожидала.

Я притворяюсь, что не слышу его.

– Ну пожалуйста. Продавец тебе не откажет, – клянчит он.

Это его вечный аргумент – «тебе никто не откажет».