Лишь одна музыка

— На самом деле неясно, для кого он это написал, — спокойно продолжает Билли. — Я почти уверен, что он написал это для клавишных, поскольку они были под рукой, но некоторые считают, что никакой конкретный инструмент в виду не имелся. Есть мнение, что это даже было написано не для того, чтобы играть, а просто как некое приношение Богу, или духу музыки, или кому там еще — но я думаю, что это глупости. Джанго, кстати, тоже так думает. Нет, я не вижу вреда в том, что мы его сыграем.

— И альт в кои-то веки играет на равных с остальными, — говорит Эллен задумчиво.

Пирс воздевает глаза к потолку.

— На самом деле оба альта, — говорит Билли Эллен.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она.

— Ну, — Билли невозмутим, как Будда, — ты помнишь, что в «Уигморе» Майклу пришлось опустить свою нижнюю струну на тон? Если мы будем это записывать, а не играть в концерте, он может всю фугу исполнить на альте вместо скрипки и избежать этих проблем. И есть несколько других фуг, где его партия идет так низко, что он на самом деле должен будет играть на альте.

Я загораюсь от мысли, что снова возьму в руки альт.

— Итак? — говорит Эрика, налив себе полный стакан неразбавленного виски. — Каков вывод из нашей встречи? Что мне сказать Изабэлл?

— Да! — говорит Эллен, прежде чем другие могут что-нибудь сказать. — Да! Да! Да!

Билли неловко пожимает плечом, головой и правой рукой, как бы говоря: да, это рискованно, но, с другой стороны, для чего мы живем, и Бах настолько фантастичен, и Эллен так неймется, что да, ну хорошо.

— У кого бы одолжить альт? — размышляю вслух.

Что нам играть, обычно решает Пирс, но если он попробует настоять сейчас, то будет бунт.

— Давайте предложим другую программу и поймаем ее на блефе — говорит он.

Эрика качает головой.

— Я знаю Изабэлл, — говорит она.

— Ну и когда мы должны это записать? — раздраженно спрашивает Пирс. — Если согласимся, конечно.

Эрика улыбается уголком рта в ожидании триумфа.

— Удивительно, но Изабэлл не настаивает ни на каких датах, однако хочет получить быстрый ответ, беретесь ли вы вообще. Это может заткнуть дыру в ее каталоге, и, если мы проваландаемся или откажемся, она может начать искать кого-то другого, чтобы ее заполнить. Кстати, она вдруг начала говорить — или, скорее, шептать в своем стиле — ничего конкретного, может, я не уловила связи, как это со мной бывает, конечно, про то, как ей нравится звучание квартета «Веллингер»...

— Мы не должны торопиться, — говорит Пирс, пытаясь противостоять тактике Эрики.

— Нет, но и канителиться мы тоже не должны, — говорит Эллен. — Мы не единственный приличный квартет в округе. Помнишь, как мы затянули с ответом фестивалю в Риджбруке и они позвали вместо нас Шкампу43?

— Знаешь, Эллен, — говорит, отбиваясь, Пирс, — ты всегда вначале загораешься, но — помнишь гончарный круг? Ты страшно всех доставала, пока отец его тебе не купил, а потом слепила один горшок, кстати не больно-то и красивый, если правильно помню, и бросила это дело. А круг по-прежнему лежит в гараже.

— Мне было шестнадцать, — вскидывается Эллен. — И при чем тут это вообще? Если «Веллингер» обойдет нас, виноват будешь ты.

— Ох, ну ладно, — говорит Пирс. — Ладно, ладно, давайте скажем сумасшедшей Шингл: мы настолько идиоты, что готовы рассмотреть ее предложение. Но нам нужно время все обдумать. Мы не готовы решать сразу. Я отказываюсь. Давайте разойдемся по домам и подумаем. Неделю. По крайней мере неделю.

— Хладнокровно подумаем, — предлагает Эллен.

— Да, конечно, хладнокровно, — говорит, дымясь, Пирс.

3.7

Ночь опускается на этот странный день, так наполненный переменами. Я должен прогуляться. В дверях, на выходе из Архангел-Корта, ко мне бросается мистер Лоренс — мистер С. Й. Лоренс, — с серебряной гривой, безукоризненно одетый и немного загадочный.

— Гм, мистер Холм, можно с вами поговорить? Про лифт — мы говорили с управляющим агентством, и... с Робом... некоторое неудобство... но довольно удачный конец, вы согласны?

Я почти не слышу, что он говорит. До меня доходят только отдельные фразы, как метеоры на горизонте. Но я гадаю, что означает «Й.» в его имени.

— Да-да, полностью согласен.

— Ну, должен признаться, — говорит мистер Лоренс, удивленно и облегченно, — я надеялся, что вы так скажете. И конечно, мы должны принять во внимание других постоянных жильцов... Неудовлетворительная работа... Особенно неудобно для вас... конечно, можно поменять на «Отис»... пользовательское соглашение... плюсы и минусы... ну, вот, собственно.

— Прошу прощения, мистер Лоренс, я должен торопиться. «Этьен» скоро закрывается. Круассаны, понимаете. — Я открываю дверь и выхожу в мокрую ночь.

Зачем мне понадобилось объяснить про круассаны? — спрашиваю я себя.

Когда я снова увижу Джулию?

В булочной «У Этьена» новая продавщица: даже в такое позднее время дня у нее свежее лицо; судя по внешности и акценту, она из Польши. Я иду мимо греческих ресторанов, австралийского паба, ряда телефонных будок с фотографиями девушек по вызову, прикрепленными скотчем изнутри. Мне нужны пустые улицы. Я направляюсь на запад к площадям.