Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

Что удивляло Пашу — до смешанного с изумлением дикого отвращения — это гребаное ледяное спокойствие Зиминой. Она жила так, как будто ничего, мать вашу, ничего совсем не случилось. Как будто не валялась хрен знает сколько времени в больнице, раненая своим же сотрудником, как будто не мучили ее бесконечными бессмысленными допросами, как будто на самом деле Терещенко убили какие-то бандиты, а она ни о чем не имеет понятия. Все так же орала на утренних совещаниях, устраивая разносы; заливалась смехом, вовсю издеваясь над незадачливым Фоминым; весело хихикая, перешептывалась о чем-то с Измайловой за чашкой чая.

Жила. Просто, блин, как ни в чем не бывало жила.

Как это у нее получалось? Как ей удавалось так искусно делать вид, что ничего не происходит? Он, всего лишь узнав правду, чувствовал, что постепенно сходит с ума. А она, оказавшись непосредственно замешана во всем, легко и просто вычеркнула эти события из своей памяти и продолжала жить.

— И долго я за тобой бегать буду? — Воинственно вздернутый подбородок, предельно прямая спина, недовольная складка между нахмуренных тонких бровей.

— Вы что-то хотели, Ирина Сергевна? — Сцепил пальцы в замок, мрачно глядя исподлобья.

— Зайди! — Командный тон; рывком распахнутая дверь кабинета. Ткачев через силу переступил порог, не глядя на начальницу, замер у входа. Рассеянным взглядом обвел знакомую обстановку, меньше всего желая встретиться с Зиминой глазами, и густое, едкое раздражение вновь ударилось в груди при виде сваленных на диване фирменных пакетов.

По магазинам она шатается, подумать только!

— Так что вы хотели? — выдавил сквозь зубы, рассматривая край чего-то летяще-легкого и вычурно-кружевного, видневшегося из хрустящего прозрачного целлофана.

— Тебе не кажется, что нам надо поговорить?

— Поговорить о чем? — Больше всего хотелось молча развернуться и закрыть за собой дверь: не слушать, не отвечать, не думать. Каждое долбаное слово давалось с таким трудом, как будто имело физический вес, придавливавший неподъемным грузом.

— Я хочу, чтобы ты знал… О том, что тогда на самом деле прои…

— А я не хочу! — моментально взвился Паша, обрывая на полуслове. — Ничего не хочу знать, ясно вам?! У меня уже башка трещит от этого всего! Чего вам надо от меня?! Оставьте меня уже все в покое!

— Не кричи! — Холодный металлический лязг закипающего раздражения. Разгоревшиеся румянцем щеки; заледеневше-черные пылающие глаза. — Думаешь, я не понимаю, чего ты на самом деле бесишься? — С холодным, почти-презрительным прищуром. С нервным грохотом рванула, выдвигая, ящик стола, швырнула в его сторону пистолет. — Ты бесишься, что я тебя спасла. Может и рад бы меня придушить голыми руками, — с кривой усмешкой взглянула на судорожно сжимающиеся кулаки, — да только совесть не позволяет, я же тебе вроде как жизнь спасла! Простить не хочешь, грохнуть не можешь! А ты не стесняйся, Ткачев, не стесняйся! Можешь прямо сейчас еще раз попытаться! Ну, че раздумываешь? Заряжен, уж не сомневайся! Что тебе еще надо? На колени встану, хочешь?!

— Прекратите этот театр! — вспыхнул Паша, с ненавистью глядя на вцепившиеся в край стола тонкие пальцы с безупречно-длинными ногтями с новеньким дорогим маникюром. — Развели тут!..

— Че, страшно? — Зимина и не думала сбавлять обороты, стоя почти вплотную, тяжело дыша, сверкая глазами. — Слабо лицом к лицу что-то сделать? Строишь из себя несчастного!.. Забыть не можешь — убей! Не можешь и этого — уходи! Тебя тут никто не держит!

Искренность?

Неужели ему и в самом деле почудилась гребаная искренность в последних утомленно-надрывных фразах?

С трудом выдохнул, сцепив челюсти, не отводя глаз от непроницаемостью застуженных хищно-потемневших черных радужек. Накрыл невесомо-ненавязчивой волной тонкий запах: пронзительная горечь жасмина, пряность корицы, землянично-сладковатый ягодный запах, и от морозящего ужаса на миг застыло сердце: вспомнил этот на долю секунды окутавший аромат, когда бесцеремонно шарил по карманам элегантного пальто, ища ключи от машины…

— Да пошли вы все. — Устало, выцветше-равнодушно, без тени эмоций. Дернул губами, отводя взгляд от лежащего на столе пистолета, и, не добавив больше ни слова, вылетел из кабинета, яростно грохнув дверью.

========== Часть 5 ==========

— А я тебе еще раз повторяю: нет! Это и моя дочь, не забыла еще? И я, в конце концов, точно также имею право решать… — чертыхнувшись, швырнул на рычаг замолчавшую трубку и поднял глаза: — Что-то случилось, Ир?