Лишь

– Я хотел сказать «друг». Да, близкий. Я не знаю, как сказать по-немецки. Больше, чем друг, но в прошлом.

Холодный друг?

Бастьян с удивлением переводит на него взгляд. Затем берет его за руку и лукаво улыбается.

– Артур, ты хочешь, чтобы я ревновал?

– Нет-нет. Это античное прошлое. – Лишь треплет его по руке. – Что ты думаешь о моей бороде? – спрашивает он, подставляя лицо свету.

– Дай ей еще немного времени, – подумав, отвечает Бастьян. Он отрезает еще кусочек лишьнианского шницеля и, бросив на Лишь пристальный взгляд, очень серьезно добавляет: – Знаешь, Артур, ты прав. С тобой не заскучаешь.

И снова поворачивается к телевизору.

Телефонный звонок в переводе с немецкого на английский:

– Добрый день! Издательский дом «Пегасус», меня зовут Петра.

– Доброе утро. Вот мистер Артур Лишь. У меня беспокойство насчет этого вечера.

– А, здравствуйте, мистер Лишь! Да-да, мы с вами уже говорили. Уверяю вас, все в полном порядке.

– Я хочу… перестраховаться и уточнить время…

– Как я уже говорила, начало в двадцать три часа.

– Хорошо. Двадцать три часа. Это одиннадцать вечера, корректно?

– Да, все правильно. Мероприятие ночное. Будет весело!

– Но это же психическое заболевание! Никто не пойдет на меня в одиннадцать часов вечера.

– Еще как пойдут. Это не Штаты, мистер Лишь. Это Берлин.

Литературные чтения, организованные издательством «Пегасус» при участии Берлинского автономного университета, Американского литературного института и посольства США в Берлине, проходят не в библиотеке, как ожидал Лишь, и не в театре, как он втайне надеялся, а в ночном клубе. По мнению Лишь, это тоже «психическое заболевание». Клуб находится в Кройцберге, под эстакадой, по которой ходит берлинское метро. Миновав вышибалу («Вот я, автор», – говорит он, не сомневаясь, что все это – одно большое недоразумение), Лишь попадает в прокуренный зал, смахивающий на шахту или туннель для беженцев из Восточной Германии. Стены и сводчатые потолки выложены белой плиткой, слабо мерцающей в приглушенном свете. В одном конце зала виднеется бар, где на зеркальных полках поблескивают бутылки; за стойкой трудятся два бармена, у одного на плече висит кобура с пушкой. В другом конце: диджей в мохнатой шапке. На танцполе в белых и розовых лучах света трясется под минимал-техно народ. В галстуках, тренчкотах, фетровых шляпах. У одного мужчины к запястью пристегнут наручниками портфель. Берлин, что с него взять, думает Лишь. К нему подходит улыбчивая барышня в китайском платье. Точеное личико напудрено, рыжие волосы заколоты палочками, на щеке – мушка, на губах – красная матовая помада:

– А вы, наверное, Артур Лишь! – говорит она по-английски. – Добро пожаловать в Шпионский клуб! Меня зовут Фрида.

Лишь целует ее в обе щеки, но она тянется за третьим поцелуем. Два раза в Италии. Четыре – на севере Франции. Три в Германии? Ему никогда этого не запомнить.

– Я удивлен и, возможно, восторжен! – говорит он.

Недоуменный взгляд и смех.

– Вы говорите по-немецки? Какая прелесть!

– Друг считает, я как ребенок.

Снова смех.

– Да вы проходите! Вы же знаете про Шпионский клуб? Мы каждый месяц устраиваем вечеринку в каком-нибудь тайном месте. Гости приходят в костюмах. ЦРУ или КГБ. Мы ставим тематическую музыку и готовим тематические мероприятия, как сегодня с вами.

Лишь снова окидывает взглядом бар и танцпол. Меховые шапки и значки с серпом и молотом; фетровые шляпы и тренчкоты; припрятанные пистолеты.

– Да, ясно, – говорит он. – А вы кем одеты?

– О, я двойной агент. – Она отступает назад, чтобы Лишь по достоинству оценил ее образ (мадам Чан Кайши?[67] Бирманская куртизанка? Жена полка у нацистов?). – Я вам кое-что принесла, – продолжает она с обезоруживающей улыбкой. – Вы же у нас американец. Кстати, с бабочкой в горошек не прогадали. – Она достает из сумочки значок и закрепляет на лацкане его пиджака. – Пойдемте. Я закажу вам выпить и представлю вашего советского визави.

Лишь отворачивает лацкан, чтобы прочитать надпись на значке:

ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В АМЕРИКАНСКИЙ СЕКТОР

В полночь, сообщают ему, когда музыка стихнет, он и его «советский визави» (русский е́migrе́ с бородой и ochkami, нацепивший футболку со Сталиным под тесноватый пиджак) взойдут на подмостки и в лучах софитов представят свои творения публике. Читать они будут по очереди, по пятнадцать минут. Лишь не верится, что кто-то в этом клубе захочет сидеть в тишине и слушать двух писателей. Ему не верится, что кто-то захочет слушать их целый час. Ему не верится, что он здесь, в Берлине, в эту самую минуту, ждет своего выхода, пока по его рубашке, как у раненого, темным пятном расползается пот. Его снова ждет унижение. Он снова угодил в силки позора, заботливо расставленные вселенной, которая, похоже, любит полакомиться мелкими романистами вроде него. Еще один «Вечер с Артуром Лишь».