Лишние дни

Однажды поздно вечером Борька, Маркес и Хельга ехали в метро домой, на ХТЗ. К Борьке домой. Естественно, были они нетрезвые и пьянючие. Особенно Борька. Ехали они чуть ли не в последней электричке — поздно, народу в вагоне нет. Борька, раз никого нет, прилёг на лавочку, чуток прикорнуть. А тут возьми и зайди в вагон мусорок — молодой ещё, но уже гавнистый по самое не хочу.

— Шо, не сидится? — нагло выпучив буркала, поинтересовался мусорок. — Так я тебе щас, блять, устрою, блять, ты у меня, нах, посидишь, блять, пидор волосатый.

И заломал он Борьке руку и поволок из вагона.

Двери захлопнулись.

Платформа исчезла в темноте туннеля.

И только тогда Хельга и Маркес догнали, что произошло. Они выскочили на следующей станции, а назад электричек тю-тю, денег на «ивана» голяк. Пешком: ночь, зима и минус двадцать, пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.

Как они отыскали нужное мусорское отделение, я себе представить не могу, но у них получилось, наверное, очень хотели. Вежливо постучали и спросили о своём друге: такой пухленький, длинноволосый, с четырьмя серьгами в каждом ухе, слегка выпимши.

— А-а, этот придурок, — ответили им. — Достал он однако. Посадили его в обезьянник, а он анекдоты стал рассказывать, а потом песни петь стал. Придурок и есть. Ну, мы его к ёбаной матери и выгнали, а то людям спать не даёт. Так шо вы думаете?

Они ничего не думали, они слушали.

— Так шо вы думаете? Он в двери барабанить стал. Кричать стал, шоб его обратно пустили и спать уложили. И дали горячее кофе с пирожными. Слышите, с пирожными! А? Придурок!

Борьку они всё-таки отыскали в соседнем дворе. Он замерзал на лавочке. Ночевать пришлось в каком-то подъезде, тесно прижавшись друг к другу. Сидя на корточках.

…наверное, вместе просто немного теплей…

Температура упала до минус тридцати…

А вот история о сломанной клавиатуре очень типична для Бори.

Боря купил какую-то супер-пупер эргономичную клаву в блатном магазине. А клава возьми и через неделю сковырнись нафиг. Боря рассердился и поехал разбираться. А магазин был солидный — сказали, что отремонтируют или заменят, позвоните завтра.

На следующий день Боре вернули клаву — исправную. И торжественно вручили пакетик с мёртвыми тараканами. Тараканов извлекли из клавы.

Боря уехал. Он сейчас живёт и работает в Германии. Недавно он звонил Маркесу и рассказывал, что поначалу было трудно, но потом он нашёл собутыльников — тоже из Совка — и жизнь наладилась…

* * *

Тусовка у Костика.

Его предки свалили кто куда, квартира в нашем распоряжении. А уж мы-то знаем, как правильно использовать жилплощадь — сегодня будет нечто, я чувствую.

Амбал и Кабан опять потопали за бухлом: за один раз не смогли бы дотащить. Костик сушит фитосбор в духовке — божится, что местные лопушки из-за термообработки не потеряют вкусовые качества. Ему видней. Я и мой братишка, Дэмьен, цедим пивасик — разминаемся, в Большом Спорте разминка необходима, чтоб без травм желудка и потери сознания. От непосильных нагрузок.

Скунс притаранил эфир, рекомендует попробовать:

— Клёвая штука.

Отмахиваемся:

— Потом. Ещё не вечер.

Тоха пришёл с Ксюхой — он теперь никуда без неё, батл конины притащил: где поставить? кому налить? кого отравить? Неужто «Наполеон»? — классический настойка на раздавленных клопах. Однако, Тоха шутник. Интересно, кому суждено сегодня возлечь под каток штрафной потрошёной амёбой с ампутированными подмышками?

Никто не приходит с пустыми руками — Демон, по просьбе Амбала, принёс ацетон в бутылочке от «Кока-колы», отлил из папиных запасов. Что кривитесь? Какая гадость, говорите? Это же химия, намекаете? А я вам скажу: вы правы, детство это, и на любителя. Серьёзным людям ацетоном баловаться не к лицу пакетом целлофановым. Истинному ценителю «момент» нужен, чтоб поймать тонкий букет ароматов. Но Амбал всё-таки основательно присел на ацетон и потому простительно.

В магнитофон заряжен «Slayer». Ветал нажимает на Play — праздник считается открытым.

В залпах надрывающихся колонок — стекольный звон рюмок. Час в жёстком ритме и…

Кабан пьёт самогон с Иркой на брудершафт.

Костик отказывается от водки и от «Степового вітерця». Он важно расхаживает по квартире — костюмчик, белая рубашечка и галстук дурно на него влияют — не пьёт пацан, и всё тут! Зовёт покурить на балкон. Откликаются четверо. Первый косяк — болт, второй — по нулям, третий — бунт на корабле: шо это за галимые веники?

Кабан (Мудак ты, Костик, надо было через бульбулятор!), от расстройства чувств пригубив полстакана коньяка, идёт нюхать со Скунсом эфир.

Все веселятся: пьют, танцуют и занимают очередь на горшок.

— А где Дрон? Почему я не вижу Дрона?!

— Дрон заболел. У него ветрянка.

Почему-то это мне кажется смешным. Я катаюсь по полу от хохота. И не только я.

— Он весь в зелёных точечках.

Это так прикольно, что я не могу выдержать — бегу на кухню и отливаю в мойку на грязные тарелки. Потом стреляю сигарету у Слона — ещё один в костюмчике, но без галстука и пьёт по полной программе. Не халявит.