Лисица и Цербер (СИ)

И она ответила. Так, как не отвечала ни одна из тех, кого он целовал до этого. Без скулежа и рывков. Спокойно и мягко, словно объясняя, что все уже хорошо. Развеивая любые «если» и «но» в прах, осторожно, но уверенно, обвила его шею, прижала прохладную ладонь к щеке. И нервная «неправильная» дрожь, что всегда идет рука об руку с сомнениями, отступила. Невозможная О’Нил, не раздумывая, говорила «да» каждым движением, проводила тонким пальцем вниз от уха до ключиц, сжимала его волосы, углубляла поцелуй и пахла так, как не пахла ни одна смертная.

И он отпустил себя. Прижал к окну и усадил на широкий подоконник. Длинные стройные ноги тут же обвились вокруг, прижимая ближе, не давая ни единого шанса отступить назад. Он и не собирался.

Выдыхая в висок, проникал под одежду, бережно сжимал упругую девичью грудь, неторопливо пересчитывал рёбра, вновь и вновь, не скупясь на паузы, впивался в разгоряченные губы — спешить было уже некуда.

Словно его вечное гудящее шоссе в никуда, наконец, опустело, и он впервые поднял глаза — там, над головой, сияло небо. Такое же светлое и голубое, как ее глаза.

Потянув хрупкое тело на себя, подхватил под ягодицы и, оставляя дорожки поцелуев на шее, медленно приблизился к кровати. Еще недавно казавшееся ветошью покрывало обдало нежностью шелка. Мёрфи приподнял края толстовки и очертил ладонью едва заметные линии плоского пресса.

Сара неспешно приподнялась и одним движением смахнула ставшую лишней одежду — под свободной кофтой прятался тот самый черный кружевной бюстгальтер, которым она бессовестно трясла у него перед носом, казалось, вечность назад. Рыкнув, быстрым щелчком раскрошил застежку и отбросил белье в сторону. Не выдержал и отстранился: любоваться ею он хотел не меньше, чем ее саму.

По темной комнате бродили редкие бледные лучи, что отбрасывали проезжавшие вдали машины: холодный свет отражался в подернутых поволокой глазах, скользил в легких пушистых волосах, очерчивал каждую косточку под тонкой кожей, ловил каждое движение. Неспешно Сара расстегнула молнию и, будто дразня, слегка приспустила джинсы. Провокация удалась — он вновь сдался. Узкие штаны затрещали и полетели в темноту, следом в угол отправилась и его одежда.

Он целовал мягкие губы, нежную шею, обводил языком конур рыжей лисицы, спускался ниже, оставляя быстрые дорожки на теплом теле. Сара выгнулась дугой и запустила длинные палицы в его волосы, возвращая обратно. Целовала его щеки, глаза, прикасалась к пульсирующим жилам на шее. Протянув руку к прикроватной тумбочке, Мёрфи нащупал шуршащий фантик. Обычно неловкая возня в этот раз ничуть не смущала: отчего-то казалось, что все, что происходит сейчас — правильно от начала до конца. Без исключений. Каждое прикосновение кожей к коже — как разряд тока. И он чувствовал, как электрические импульсы проходят сквозь, блуждают внутри и заземляются на неизведанных глубинах.

Мёрфи навис над ней, не в силах оторвать взгляд: Сара смотрела прямо, ничуть не смущаясь, изучая его лицо. Медленно протянув руку, очертила большим пальцем скулу, губы, подбородок, огладила шею и, вцепившись в затылок, вновь притянула к себе. И он сдался вновь. Был готов складывать знамена раз за разом, преклонять колено и присягать ей одной — невозможной и невероятной. Ненавистной и обожаемой.

Не сдержавшись, резко вошел на всю глубину, вызвав волну дрожи и глубокий выдох. Не давая привыкнуть, повторил, но на этот раз медленнее. И еще. И снова. Еще медленнее. Пока, наконец, не услышал тихий жалобный стон. Спрятав глаза за пушистыми ресницами, Сара сводила брови и прикусывала губу. Так она ни разу не делала в его снах. Потому что это был не сон — она была здесь. С ним. Наяву. Горячая, мокрая, дрожащая под каждым прикосновением. И это было выше его сил. Любых высших сил.

Закинув длинные ноги на плечи, он вгонял себя в нее глубоко и яростно, уже не боясь, что зверь может вырваться наружу — прирученный легким взмахом изящной руки монстр покорно опустил уши, ожидая команды.

Лежать. И вот уже она укладывает его на лопатки. Сквозь едва приоткрытые веки, темнеют глаза — никакого цвета, один зрачок. Двигается настолько медленно, и уже с его губ срывается протяжный глубокий стон. Она закрывает глаза и ускоряется. Вытягивается напряженной струной, впивается ногтями, оставляя на его теле свои собственные узоры и падает ему на грудь, обдавая разгоряченную кожу рваными выдохами.

Сидеть. Он переворачивает обмякшую Сару на живот, подтягивает к себе, и вбивается до тех пор, пока не начинает чувствовать накрывающую волнами дрожь. Сжимает узлы простыней, хрипит, срываясь на гортанный рык, и рушится на нее.

И весь мир рушится в унисон: потому что сейчас до него начинает доходить, что именно имел в виду Платон.

— С Рождеством, Мерфи, — прошептала Сара, устраиваясь на его груди и мгновенно погружаясь в объятья Морфея.

— С Рождеством, принцесса, — пробормотал он, целуя еще влажный лоб.

Он был абсолютно и бесповоротно болен Сарой О’Нил.

Комментарий к Совершенство — в привычке