Листея 2

В руках висела багровая сумочка, на теле, под пастельных тонов шарфом, виднелась рубашка, аккуратно застегнутая под самую верхнюю пуговицу, словно папа проводил в школу, словно погладил рукой блондинистые волосы со спиральной укладкой и пожелал удачного дня на учебе. Думал, какие эмоции проявились у отца сейчас, как бы осудил, выгнал из родного дома, как бы обозвал столичной лярвой и порвал детские фотографии, разорвав все связи с юродивой дочуркой. Так и не признав своей вины…

Прервать мысли могла только возникшая перед носом дверь врачебного учреждения, пришла за несколько десятков минут до закрытия. Он уже ждет…

– Девушка, мы закрываемся, – дежурная медсестра, рассекая белоснежный зал, подбегала к Надежде.

– Александр Голобородько, я к нему, – безучастно ответила девушка.

– Только можно, пожалуйста, быстрее, – скулила работница в след Наде, – а откуда она знает номер палаты?

Строение больницы напоминало полумесяц, где два лунных крыла покрывали внутренний двор, куда заботливые врачи, обычно, выводили пациентов на прогулку, дышать свежим воздухом было чрезвычайно важно, когда тело находится в плачевном состоянии.

Закат забирал свое, окропив зеленые листья воображаемого сада алыми лучами. Весенний ветер слегка колыхал траву под ногами, кусты с массивными дубами. Стройный юноша, опершись на трость, одиноко вслушивался в пение птиц с деревьями, единственный посреди макового поля…

– Шура, – прошептала про себя девушка. Вероятно, Голобородько заметил гостью, но голову не повернул. Хотелось написать картину, как гармонично застыл бывший фигурист в буйстве всей закатно-весенней палитры. Как воздушно извивались волосы, на мгновения открывая выжженный глаз, как томно смотрел вдаль на огненные облака. Надя трепетно подошла и села рядом на лавочку, – привет…

– Давно не виделись, – он выдержал паузу, – я скучал…, – не смотрел на собеседницу, было страшно показать нового себя.

– А что с ногой?

– Ногой… Не смогу больше выступать… Ходить только так, с тростью… Планирую заказать другую, дизайнерскую.

– Мне очень жаль, – девушка тоже старалась не встречаться взглядами, – я много думала с того момента. Мне предложили должность повыше, что касается новостей.

– Да? Ожидаемо у Голденберга, как понимаю?

– Именно, но откуда ты знаешь?

– Они давно планировали кого-то поставить туда. Уже знаешь про пектораль?

– Какую пектораль?

– Значит не пора ещё, – безучастно вел беседу Шура.

– Ну и я думала, тут такое дело…

– Что-то не так?

– Я хочу распустить бордель.

– Хмпф, ха, ха-ха-ха-ха-ха, – срываясь на кашель хохотал Александр, – распустить? Бордель?, – он повернулся к ней в анфас, засверлил шрамированной зенкой, – они не котята в приюте, их нельзя просто взять и выпустить.

– Знаю, страшно просить, но можешь ли ты помочь мне?, – активно сопротивляясь встрече взглядов, Надежда продолжала.

– У тебя есть план?

– У меня есть связи. У меня есть ты, доверие Мирослава, самая престижная должность, какой только могла добится картельная шлюха.

– Все твои связи это я.

– Да.

– Это и не было вопросом, – Шура откинув приставучие локоны, – возвращайся с твердым планом, Надюш, – парень положил руку ей на голову и заботливо погладил, – нельзя на одном только желании свергать картельные уставы, – уголки губ скривились в странной улыбке.

<=To=be=continued=<

Глава 17 “Кто Подставил Мирослава Гадюкина?”

– Один и тот же человек…, – сидя в Мироновом кабинете, вела монолог Лиза, смотря на доску с расставленными фотографиями подозреваемых, улик и мест, – мои же руки красили его голову, я превратила его в другую личность. Но как рассказать Мирону Валентиновичу об этом? Как подать информацию чтобы он не заподозрил меня? И что мне грозит если я сдам его?

– Извиняй, что заставил так долго ждать, – следователь вошел в комнату, повесил шляпу с пальто на вешалку и на автомате ринулся к кофемашине, – что-то новое может расскажешь? Этот Мирослав, вы же с ним под одной крышей живете, неужто он не выдает себя?

– Ну, как сказать. Парни тоже его подозревают, та и на публике он ведет себя непривычно, что не свойственно театралам.

– Как это, необычно?, – зыркнув из-под очков спросил Мирон.

– Он будто боится публики, находится в общественных местах. Тип взгляды давят на него и всякое такое.

– Мгм, еще что?

– Мужчина с техникой современной не дружит, даже обычное фото сделать стало проблемой. Вообще можно подумать, что он находился где-то в изоляции долгое время.

– Ага, – протянул Трубецкий. Начав добавлять в маленькую чашку кофе по ложечке сахара. Первая, вторая, третья, – а теперь, Лизунь, взгляни-ка на доску, – четвертая, пятая. В его кофе, всегда было пять ложек сахара, иначе вкуса не чувствовалось.

– Блохин в тюремной форме, да, – ответила девушка.

– И что недавно случилось в “Снежинке”?, – отхлебнув своего варева продолжил он.

– Побег…

– Вот именно!, – подняв уже вторую чашку и положив её перед напарницей, вскрикнул Мирон, – нужно только навести справки об этом. Боря!

– Да-да, – приоткрыв дверцу толстячок возник в проеме, – что-то нужно?