(Но как прозрачен и хрупок этот снег, который дрожит и сверкает. –
(Твои руки, изящные концы твоего тела, твои руки без колец сейчас коснутся моих… –
(Господи! Вышли, толкаемые рождением, хотя, конечно, мечтали о другой сущности. –
(Внезапно, обернувшись, я убил его большими ударами моих двадцати лет… –
Синтаксис и голосовые паузы чаще всего помогают этим соотношениям. Сама природа слов, их синтаксическая качественность могут определить равновесие фразы, придавая некоторым полустишиям соответствующее значение, присущее прилагательным, другим – важность существительного, третьим – движущую энергию глагола.
§ 1. Существует такая теория, которая учит, что надо нагромождать отдельные полустишия и, так сказать, рассекать фразу, как это сделал бы логический разбор. Это до чрезвычайности подчеркивает ритм, усиливая и обостряя его на концах. Но стих исчезает, подобно тому как если бы мы писали:
Это должно быть техническим исключением[84]
.§ 2. Некоторые поэты полагают, что они пишут отличным свободным стихом, когда выстраивают в ряд схожие размеры, двенадцати-, шести-, восьми-, четырех- и т. д. сложные, кратные двум или связанные кратностью один другому[85]
. Часто это выходит очень неплохо, но это далеко не все…§ 3. Другие поэты, недостаточно смелые даже для этого, осуществляют это любопытное соединение заключением свободного стиха в форму александрийского, причем, конечно, этот последний рассматривается не так, как у людей старой гвардии…
§ 4. Читая некоторые страницы, написанные свободным стихом, мы думали, что, если крикнуть: «Стройся!» – все строки выстроятся без всякого ущерба для себя в гекзаметр.
§ 5. Добросовестность изумлена:
– Вон тот начинает свободным стихом! Так, отлично!
А через десять минут просыпаются на монотонной железной дороге: гони александрийский стих в дверь, он влетит в окно!
§ 6. Иногда встречаются «хорошие стихи», своими манерами ужасно напоминающие славного малого. Очень приняты на юге!
§ 7. Александрийский стих, который всплывает букетами в поэмах, написанных в современной манере, слегка примиряет читателя, который упорно хочет видеть в этом – момент приспособляемости и применяемости. На самом же деле случилось вот что: поэт, увлеченный какой-нибудь другой заботой в сторону от своего искусства, не смог сконцентрировать свое внимание на размере и машинально прибег к форме, употреблявшейся им уже ранее и потому самой легкой для него[86]
.§ 8. Надо как можно чаще читать вслух свои произведения самому себе или кому-нибудь другому.
§ 9. Не должно быть, ни теперь, ни в будущем, возможности двусмысленности в ритмической интерпретации. Как можно серьезно отнестись к такой просодии, где намерения так хорошо прикрыты, что возможно десять различных чтений?[87]
§ 10. С другой стороны, необходимо принять меры к тому, чтобы не писать примитивно неуклюже; надо остерегаться, чтоб ритм не был шит белым по черному.
§ 11. Нужно было бы совершенно изменить манеру обучения артистов и декламаторов читать стихи, если бы вообще существовала какая-нибудь манера. Некоторые из них кое-что знают, хотя, право, очень и очень мало[88]
…§ 12. Сегодняшние поэты более чем когда-либо должны руководиться критическим чутьем. Без ответственности никакой свободы, а мы нынче свободны и ответственны!
§ 13. Как только заговорят о поэзии, само влияние слов ведет к музыкальным сравнениям.
Они сами по себе слишком обворожительны и так много дают чувству, чтобы можно было раз и навсегда отказаться от них. Однако необходимо разъяснить их неправильность.
Мы не думаем, что влияние вагнеровского искусства, как это принято предполагать, направляло бы современную ритмику. Этого не сделал также и тот живой интерес, который был проявлен по отношению к музыкальным произведениям поэтами наших дней, в противоположность их старшим собратьям-романтикам. Здесь-то и заключается обычная ошибка: устанавливают соотношения причинной связи между двумя событиями, чье очевидное родство имеет на самом деле только общую причину.