Листы имажиниста (сборник)

(И помет крикуний – птиц с голубыми глазами… – Артюр Рембо.)

Le bleu fouillis des claires étoiles…

(Голубая путаница светлых звезд… – Поль Верлен.)

Effrayant effrauye, il cherchait le chemin…

(Пугая, испуганный, он искал дорогу… – Эмиль Верхарн.)

Иногда кажется, что натянутая струна согласных слегка ослабевает, для того чтобы снова выпрямиться, и это принуждает строку щелкать, как знамя под ветром:

Et ses cris grands cassaient les èchos des rivages…

(И его могучие крики ломали эхо берегов… – Эмиль Верхарн.)

Dans un parfum de vigne et de foin…

(В запахе виноградника и сена… – Франсис Вьелле-Гриффэн.)

В иных случаях ряд согласных прогрессивно уменьшается от начала строки к концу или наоборот:

L’asseoir au bane de la parte.
Tu souriras belle et parée…

(Сесть на скамью у дверей. Ты, прекрасная и наряженная, улыбнешься… – Франсис Вьелле-Гриффэн.)

§ 33. Стихи, задушенные под кучей носовых согласных[95]:

Dans ses poings de montagne…

(В его горных кулаках… – Жорж Дюамель.)

§ 34. Арабески гласных:

Un hydrolat lacrimal lave…

(И слезная вода смывает… Артюр Рембо[96].)

Les agiles baladins pimpants de pourpres dalmantiques…

(Подвижные гаеры щегольски одеты в пурпур барм… – Гюстав Кан.)

De danser à ravir les etourdit si vite…

(Так чудесно танцевать, им быстро кружит голову… – Гюстав Кан.)

Но к чему классифицировать всю эту музыку!

Une chose qu’on fait en songe…

(To, что делают во сне… – Шарль ван Лерберг.)

Non! C’est un bruit de choc a’epèe qu’apporte
Le vent furièux de cette nuit.

(Нет! Это звук сабельного удара, что приносит этой ночью яростный ветер. – Гюстав Кан.)

Ton Lourd desir gonflait un sanglot de caresse…

(Твое тяжкое дыханье вздувало рыданье ласки… – Поль Гастио.)

Elle prend garde aux plis de sa robe de peluche…

(Она бережет складки своего плюшевого платья… – Макс Жаков.)

Les houx luisants et diirs, couvulsifs, se tordeot…

(Блестящие, твердые и конвульсивные падубы⁵³ корчатся… – Альберт Вердо.)

Des collines bombaient leurs gorges au soleil…

(Холмы выгибали на солнце свои груди… – Леон Дейбель.)

V

§ 1. Рифма!

О, кто расскажет рифмы лживость?
Кто, рьяный негр, иль кто глухой,
Нам дал дешевую красивость
Игрушки хриплой и пустой?[97]

Мы не станем указывать эти лживости рифмы; но мы скажем: современная поэтика признает и иных премьеров; рифма – это актер на вторых ролях. Ей осталось:

иногда отмечать концы строк со слабеющим ритмом;

звучать и грохотать, когда надо передать медь и орудия;

выстукивать такт танца;

придать поэтической миниатюре оттенок жеманства;

являть мадригал с золотым обрезом;

бить красными каблучками на изысканных празднествах;

украшать бахромой вышивку;

тщательно отделывать копии, забавные шутки.

§ 2. Но когда, по старинному обычаю, рифма внезапно появляется, чтобы гордиться, на конце строки, как старая статс-дама, – о, ее надо принимать, но без клятв оставаться ей верным[98]. Ее можно принудить войти в строку, она там, она не красуется, – вот и всё.

Un fil de vieree fréle et long
Siu lequel il choit de la grêle…

(Хрупкая и длинная нитка Богородицы, на которую падает град… – Жорж Дюанель.)

И если она случайно придет и будет предлагаться, почти необходимая, видимо ожидаемая, о, сколько изящества в жесте, которым от нее отказываются! Читатель всегда почувствует, что она могла бы быть здесь, и услышит ее даже сквозь слово, которым ее заменили[99].

§ 3. Рядом с партизанами⁵⁴ за редкостные рифмы есть и такие поэты, которые время от времени выкапывают намеренно пару самых затасканных рифм и демонстрируют их, как вещь из коллекции. Это уже спорт![100]

§ 4. В течении рифмованных или белых стихотворений можно спекулировать на привычке уха к чередованию рифм. Две мужские следуют друг за другом, ухо ждет привычной женской, и вот мужская повторяется в третий раз, настойчиво привлекая вниманье, с тем чтобы успокоить слух только в конце четвертой строки, подсунув желанную гласную.